Каменные небеса

Как все это началось? Ты должна понять, что корень всему этому – страх. Ньессы выглядели иначе, вели себя иначе, были иными – но ведь любая группа отличается от другой. Одной разницы недостаточно, чтобы вызвать проблемы. Сил Анагист ассимилировал мир больше чем за столетие до того, как меня сделали; все города были Сил Анагистом. Все языки стали силанагистином. Но никто не испытывает большего страха или не является столь странным в своем страхе, как завоеватель. Они постоянно вызывают в воображении призраков, боясь, что их жертвы однажды воздадут им за сделанное с ними – даже если на самом деле их жертвы и не думали о таких мелочах и давно ушли вперед. Завоеватели живут в страхе перед тем днем, когда им покажут, что они не самые великие, а просто удачливые.

Потому, когда ньесская магия оказалась более эффективной, чем силанагистанская, хотя ньессы и не использовали ее как оружие…

Вот что рассказала нам Келенли. Возможно, это началось с шепотков, что из-за белых радужек ньессы плохо видят, и потому у них извращенные наклонности, а раздвоенный язык ньессов не может говорить правды. Сначала насмешки, культурная травля, но потом стало хуже. Ученым стало легко строить себе репутацию и карьеру на утверждении, что сэссапины ньессов каким-то образом фундаментально отличаются – более чувствительные, более активные, менее контролируемые, менее цивилизованные – и в этом источник их магической особости. Именно это делало ньессов не таким человеческим видом, как все остальные. Сначала: не настолько людьми, как остальные. В конце: вовсе не людьми.

Как только ньессов не стало, конечно, стало понятно, что сказочных ньесских сэссапин не существует. Силанагистанские ученые и биомагестры имели в распоряжении много заключенных для изучения, но, как бы они ни пытались, никакого четкого отличия от обычных людей найти не смогли. Это было недопустимо, более чем недопустимо. В конце концов, если ньессы были просто обычными человеческими существами, то на чем основывались завоевания, педагогические трактовки и целые научные дисциплины? Даже сама по себе великая мечта, Геоаркания, выросла из положения, что силанагистанская магестрическая теория – включая презрительное отрицание ньесской эффективности как случайность физиологии – является высшей и непогрешимой.

Если ньессы были просто людьми, то мир, построенный на концепции их нечеловечности, распадется.

Потому… они создали нас.

Мы, тщательно сконструированные и измененные остатки ньессов, имеем сэссапины куда более сложные, чем у обычных людей. Келенли была сделана первой, но недостаточно отличалась. Помнишь, мы должны были стать не только орудием, но мифом. Потому нам, позднейшим созданиям, придали преувеличенные ньесские черты – широкие лица, маленькие рты, почти бесцветная кожа, волосы, не поддающиеся частому гребню, и маленький рост. Они лишили нашу лимбическую систему нейрохимикатов, а нашу жизнь – опыта, языка и знаний. И только теперь, когда мы были сделаны по образу и подобию их собственных страхов, они удовлетворились. Они сказали себе, что в нас они уловили квинтэссенцию и мощь того, чем на самом деле были ньессы, и поздравили себя с тем, что в конце концов извлекли пользу из своих старинных врагов.

Но мы не ньессы. Мы даже не великолепный символ интеллектуальных достижений, каким я нас считал. Сил Анагист построен на лжи, и мы ее продукт. Они понятия не имеют, кто мы на самом деле.

Значит, мы сами должны определить нашу судьбу и будущее.

* * *

Проходит несколько часов после окончания урока Келенли. Мы сидим у ее ног, ошеломленные, измененные и меняющиеся от ее слов. Становится поздно. Она встает.

– Я принесу нам еды и одеял, – говорит она. – На ночь вы останетесь здесь. Мы посетим третий и последний компонент вашей настроечной миссии завтра утром.

Мы никогда не спали вне наших камер. Это восхитительно. Гэва посылает импульсы удовлетворения в окружающую среду, а Ремва ровно жужжит от удовольствия. Душва и Бинимва то и дело выдают пики тревоги; будем ли мы в порядке, делая то, что человеческие существа делали всю их историю, – спать на новом месте? Они держатся вместе ради безопасности, хотя это на самом деле сейчас лишь усиливает их тревогу. Нам редко разрешают прикасаться друг к другу. Они гладят друг друга и постепенно успокаиваются.

Келенли немного смешит их страх.

– Все будет хорошо, хотя, полагаю, вы сами это поймете только утром, – говорит она. Затем она идет к двери, чтобы выйти. Я стою у двери, глядя в окно на только что поднявшуюся Луну. Она касается меня, поскольку я у нее на пути. Я отхожу не сразу. Из-за ориентировки окна в моей камере я нечасто вижу Луну. Я хочу насладиться этой красотой, пока могу.

– Зачем ты привела нас сюда? – спрашиваю я Келенли, глядя в окно. – Зачем все это нам рассказывать?