Читаем Каменные небеса полностью

Каменные небеса

Она отвечает не сразу. Я думаю, она тоже смотрит на Луну. Затем задумчивыми реверберациями земли она говорит: Я изучила все, что смогла, о ньессах и их культуре. Мало что сохранилось, и мне пришлось отделять правду от лжи. Но среди них существовала… практика. Занятие. Были люди, чьей работой было заботиться об оглашении правды.

Я растерянно хмурюсь.

– И… что? Ты решила продолжать традицию мертвого народа? – Слова. Я упрям. Она пожимает плечами.

– Почему бы и нет?

Я качаю головой. Я устал, раздавлен и, возможно, немного зол. Этот день перевернул с ног на голову мое самовосприятие. Я всю жизнь знал, что я орудие, да, не личность, но хотя бы символ могущества, разума и гордости. Теперь я понимаю, что на самом деле я символ паранойи, жадности и ненависти. С этим трудно справиться.

– Оставим ньессов, – резко говорю я. – Они мертвы. Не вижу смысла в попытках запомнить их.

Я хочу, чтобы она разгневалась, но она лишь пожимает плечами.

– Выбор твой – как только узнаешь достаточно, чтобы сделать обоснованный выбор.

– А может, я не хочу знать. – Я опираюсь на стекло двери, оно холодное и не жалит пальцев.

– Ты хотел быть достаточно сильным, чтобы удерживать оникс.

Я издаю тихий смешок – я слишком устал, чтобы помнить, и решил делать вид, что ничего не чувствую. Надеюсь, наши наблюдатели не заметят. Я перехожу на земноречь и говорю кислотными, кипящими под давлением горечью, презрением, униженностью и разочарованием. Что за дело? – вот что это означает. Геоаркания ложь.

Она разбивает мою жалость к себе нежным, непреклонным горизонтальным смещением смеха.

– Ах, мой мыслитель, не ожидала от тебя мелодрамы.

– Что такое мело… – Я мотаю головой и замолкаю, устав от незнания. Да, я дуюсь.

Келенли вздыхает и касается моего плеча. Я вздрагиваю, непривычный к теплоте руки другого человека, но она не убирает руку, и это успокаивает меня.

– Подумай, – повторяет она. – Работает ли Планетарный Движитель? Твои сэссапины? Ты не то, чем тебя создавали, разве от этого ты перестаешь существовать?

– Я… этот вопрос не имеет смысла. – Но сейчас я просто упрямлюсь. Я понял ее. Я не то, чем меня сделали, я нечто иное. У меня есть сила, которой они не ожидают. Они сделали меня, но не контролируют меня, не до конца. Вот почему у меня есть эмоции, хотя они и пытались отнять их. Вот почему у нас есть земноречь… и, возможно, другие дары, о которых наши проводники не знают. Она гладит меня по плечу, довольная тем, что я обдумываю ее слова. Одно место на полу ее дома тянет меня – я так хорошо буду сегодня спать. Но я борюсь с усталостью и по-прежнему сфокусирован на ней, поскольку сейчас она мне нужна больше, чем сон.

– Ты считаешь себя одним из этих… правдоговорителей? – спрашиваю я.

– Лористом. Последним ньесским лористом, если у меня есть на это право. – Ее улыбка резко гаснет, и впервые я понимаю, какую бездну усталости, тягот и печалей скрывает она. – Лористы были воинами, рассказчиками, знатью. Они рассказывали свою правду в книгах и песнях и передавали ее через свои художественные движители. Я просто… говорю. Но я ощущаю, что у меня есть некое право на их мантию. В конце концов, не все бойцы используют ножи. – В земноречи не может быть ничего, кроме правды, – и порой даже больше правды, чем кто-то хочет поведать. Я чувствую… что-то такое в ее печали. Мрачную решимость. Трепет страха, как соляная кислота на языке. Решимость защитить… что-то. Это уходит слабеющей вибрацией прежде, чем я успеваю понять больше.

Она делает глубокий вдох и снова улыбается. Как же мало из ее улыбок настоящие.

– Чтобы управлять ониксом, – продолжает она, – тебе нужно понять ньессов. Проводники не понимают, что он лучше всего отвечает на определенный эмоциональный резонанс. И все, что я говорю, должно помочь.

Затем, наконец, она ласково отодвигает меня в сторону, чтобы пройти. Вопрос надо задать сейчас.

– Так что случилось, – медленно говорю я, – с ньессами?

Она останавливается с коротким смешком, на сей раз искренним.

– Завтра узнаешь, – говорит она. – Мы пойдем посмотреть на них.

Я сбит с толку.

– К их могилам?

– Жизнь в Сил Анагисте священна, – бросает она через плечо. Она проходит в дверь, она идет, не останавливаясь и не оборачиваясь. – Ты не знал?

Она ушла.

Я чувствую, что должен понять этот ответ, – но в каком-то смысле я все еще невежественен. Келенли добра. Она позволяет мне сохранить невежество до конца ночи.