Я замолчала, с удивлением обнаружив, что начала говорить слишком много.
— И он реально ничего не просекал о том, что творится у него под носом?
— То место было давным-давно заброшено, числилось на балансе фирмы отца, но на деле никто там не появлялся. Он был просто раздавлен, когда следователи рассказали отцу о том, что все это время клочок его земли не был совсем уж бесхозным.
Что там еще раскопал этот дотошный блондин? Отец уверял меня в том, что от того давнего дела не осталось никаких следов, и впредь я могу жить, не опасаясь, что однажды с трудом похороненное прошлое вновь вернется в мою жизнь.
— Знаешь, Максу удалось найти совсем немного. Короткие заметки о том, что были исчезнувшие, были трупы. Кажется, только ты выжила. И я подумал, что…
— Что я была жертвой насилия? — в ожидании ответа я с тоской воззрилась на свои ногти, но, конечно, не они меня занимали.
— Я уже понял, что это не так. Или… — Глеб замолчал, видимо, припомнив мои шрамы.
Или подумав о том, что существуют иные способы унизить, раздавить жертву, не забирая ее девственность.
— Он меня не трогал. В этом смысле. Другим повезло меньше — они были старше, красивее и привлекательнее.
— Ты что, серьезно?
— По твоему, это хорошая тема для шуток?
— Нет, — он покачал головой. Поймав его взгляд, я опешила, внезапно сообразив, что ему, как и мне, нескончаемо трудно подбирать слова. — Зачем ты была ему нужна? Почему он держал тебя там?
— Псих, — я передернула плечом, стараясь скрыть начавшую пробиваться дрожь. — Чокнутый псих, которому нравилось чувствовать себя хозяином положения.
— Это не причина, Вера.
— Для тебя. И для меня. Для любого нормального человека это — не причина. Глеб, давай… просто забудем обо всем, ладно? Я честно пытаюсь не думать. Все эти годы. Не своди к нулю мои усилия, это действительно не так-то просто.
Он тихо приблизился сзади, устраивая горячие ладони на моей талии, коснулся губами моих волос на макушке и прошептал к самому уху:
— Слушай, ты… прости меня.
— За что?
— Не надо было все из тебя тянуть.
— Для человека, который прозевал собственную смерть, я на редкость необидчива.
— Ты просто пойми, что я… У меня внутри все переворачивается, когда я думаю о том, что с тобой было и что теперь будет. — он ткнулся подбородком в мою макушку, пошевелил дыханием волосы. — Не могу даже представить, что к тебе вновь кто-то просто подходит. Кажется, готов завалить любого, врага или нормального кента — плевать.
Он вдруг хмыкнул и сильнее прижал меня к себе.
— Это уже диагноз. Да и черт с ним… Просто верь, что теперь я рядом, и с тобой больше ничего не произойдет.
Я не видела, как при этих словах он болезненно скорчился, только почувствовала, как Глеб теснее сомкнул ладони на моем теле.
Глава 16
ГЛАВА 16
ХАОС
Было около половины первого, когда задняя дверь, ведущая в темный коридор Павлушиного особняка, отворилась, пропуская внутрь две фигуры — хрупкую, женскую, и высокую, мужскую.
Глеб притворил дверь, сделал своей спутнице знак оставаться на месте, после чего рысью пробежался по первому этажу, проверяя комнаты на наличие неприятных сюрпризов. Таковых не обнаружилось.
— Забираем флешку, и валим отсюда к чертям, — бросил Хаос, вновь появляясь в поле зрения замершей как изваяние девушки.
Ему не нравилось, что она здесь, с ним. Но только Вера могла снять особняк с сигнализации и позволить Хаосу беспрепятственно посетить перешедшие в ее полное владение комнаты. Каждая последующая минута, проведенная внутри особняка, была опасней предыдущей, и Глеб не мог этого не понимать. Оттого спешил, не собираясь злоупотреблять терпением и возможностями оставшегося снаружи Максима Щёлокова.
Вера же, едва они переступили порог дома, словно преобразилась — из глаз исчезло отрешенное выражение, на бледных щеках выступил румянец. Глеб понял, что девушка рада вновь оказаться в этом местечке; понял также, что от этой мысли ему самому становится отчего-то погано.
Проклятый особняк вдыхал жизнь в нее, и параллельно с этим перекрывал доступ к кислороду у него.
— Где, бакланишь, Максимкина игрушка валяется? — получилось грубее, чем он хотел сказать.
— Кажется, я сунула флешку в ящик письменного стола.
— Это какой этаж — второй?
Она кивнула с таким видом, точно старалась отмахнуться от назойливых, неинтересных вопросов Глеба. Хаос чувствовал все нарастающее раздражение. Одновременно с этим в его голове все сильнее зрела мысль о том, что особняк — этот чертов корень зла — необходимо уничтожить.
Глеб тенью метнулся по лестнице, поочередно сунулся во все попадающиеся двери, пока, наконец, не увидел темные очертания шикарного письменного стола. Оглянувшись и с досадой убедившись в том, что Веры позади нет, он все же не стал возвращаться, в два шага оказался возле стола и уселся в кресло.
Мрак комнаты прорезал тусклый свет фонарика, разглядеть который со стороны улицы было решительно невозможно. Глеб принялся раздвигать ящички письменного стола, в каждом из них он шарил ладонью, пытаясь нащупать искомый предмет, но безрезультатно.
Один из ящичков был крепко заперт.