Каменный ангел

Она не жертва, а хищник. Чокнутая маньячка, погубившая жизни молодых и красивых девушек — мое проклятие, оставленное Вовкой в довесок к богатству. Я знаю, о чем пишу, я понимаю это так же ясно, как и то, что трава — зеленая, а небо голубое. Я утверждаю, что не было никакого маньяка, была только она — неуравновешенная ужасная тварь, перехитрившая всех, но сломавшая свои клыки об меня. Она чувствует, что я знаю, оттого боится.

Вот почему пытается свести меня с ума, постоянно прибегая к этим своим незамысловатым приемчикам типа колких слов и гнусных взглядов.

Допускаю, что мне никто не поверит — в самом деле, разве может четырнадцатилетний ребенок похищать людей, держать их в цепях, бить, морить голодом, измываться, убивать, в конце концов? Я перелопатил кучу литературы и узнал, что такие случаи уже бывали, и неоднократно. Эти дети — потомки самого дьявола, и не стоит удивляться их силе, жестокости и хладнокровной изобретательности. Чудовище, назвавшее Вовке только свое имя, несомненно, происходит именно из этой породы.

Я уверен, поэтому боюсь.

Я боюсь возвращаться домой, боюсь разговаривать с ней, оставаться с этой тварью один на один. Ей меня не скрутить, но кто знает, какие пути она изберет для моего уничтожения? Я перекрываю ей кислород, и она это прекрасно понимает. Она не позволит мне себя побороть, она…»

— Ты сломал модный, эксклюзивный стол, — равнодушным тоном сообщила Вера, и Хаос, находившийся под впечатлением от только что прочитанных откровений Павлуши, слишком резко вскинул на нее взгляд. — Дядюшка обожал его.

Вера подошла ближе и подняла с края стола фотографию с нарисованным поверх лица красным вопросительным знаком. Глеб внимательно следил за ее лицом, но девушка нисколько не изменила равнодушного, отстраненного выражения — только усмехнулась и вернула снимок обратно.

— Вот, значит, как он развлекался в свободное время, — только и сказала она.

— Еще писАл, — подсказал Глеб, в доказательство помахав тетрадным листком, который все еще держал в руке.

— Сказки?

— Мемуары, — возразил он, не спуская взгляда с ее лица ни на секунду.

— Интересно? Мне уделил хоть пару строк?

— Он уделил тебе каждое слово, — медленно проговорил Глеб, испытывая в данный момент смешанные чувства.

Он не мог только на основании бредней такого ненадежного фуфела, как Павлуша, обвинять черт знает в чем ту, которую, кажется, в самом деле полюбил. Если выбирать между ее словами и тем, что Глеб только что прочитал, Хаос, несомненно, склонился бы в сторону девушки, тут без вопросов. Но гнилые мысли уже царапали душу изнутри, заставляя его маяться, испытывать дискомфорт неизвестности, догадываться и предполагать, строить собственные варианты развития давних событий.

Совсем недавно Вера говорила — и он ей верил. Она не сказала много, но суть ее слов Глеб чутко уловил. Ее держал в плену на дне каменного колодца сумасшедший псих, истязавший и впоследствии убивший всех, кроме невзрачной маленькой девчушки. Почему он ее не трогал? Не привлекала, как предположила сама Вера?

Но зачем тогда вообще схватил ее?

С другой стороны накарябанное Павлом, словно цельный ответ на ярый вопрос, возникающий из вывода от слов Веры. Маньяк не трогал девушку потому, что… не было никакого маньяка? И она сама — исчадие ада, порочное создание, тяготеющее к женскому полу и убийствам?

Бред!

Павел — помешанный урод. А Вера — невинный ангел с вырванными из окровавленной плоти крыльями.

Она не походила на ангела. Перед Глебом вновь встала картинка — девушка на фоне проклятого каменного мешка. Вот так было правильно, она стопроцентно вписывалась в жуткий вид страшного дома, словно в самом деле была там хозяйкой, а не узницей.

— Любой гений после смерти находит свою благодарную аудиторию, — задумчиво протянула Вера, подразумевая, очевидно, интерес, который вызвали у Глеба откровения Павла.

— Я бы этого гения еще раз закопал, — мрачно бросил Хаос, протягивая девушке листок. — Зацени, блин.

Он передал ей фонарь, отвернулся и принялся усиленно обыскивать ящички, хотя мысленно уже был далек от флешки и ее содержимого. Все мысли Хаоса занимала Вера, ее история, слова Павла — все это, вроде бы связанное одной тематикой, но не имеющее общих точек соприкосновения.

Было, от чего поехать умом.

— Лучше бы занимался своими делами, — бросила Вера, резко смяв в ладони тетрадный лист.

— Ничего не хочешь разбазарить?

— Нет, — на удивление четко проговорила девушка. — Мы уже говорили. Ты жалел о том, что заставил меня вспоминать прошлое, что же теперь изменилось?

— Вот эта писанина, — Глеб ткнул подбородком в сторону Веры — смятый листок по-прежнему находился в ее ладони. — Полный бред шизанутого на всю макитру болвана. Павлуша был таким? Да, ясен пень. Но в твоей истории тоже много непоняток, я должен разобраться, сечешь, а?

— Значит, ты веришь в его писанину? По-твоему, я убийца? Резала в свое удовольствие незнакомых девчонок, а потом как-то устала от этого дерьма и сделала ход конем, заперев саму себя внизу, под землей?!

— С чего-то же он взял весь этот бред!