Каменный город

— И что удивительно... — откинулась Рославлева на спинку сиденья. — Те же самые предприятия жалуются на нехватку нефтепродуктов. Чудеса прямо!..

— Нам бы тот бензинчик, — сказал внезапно шофер, оглянувшись через плечо.

— А что! — откликнулась она. — На остатках одной цистерны ваша машина прошла бы десять тысяч километров!

Она ссутулилась, снова оттопырив кулаками карманы своей жакетки.

— И то же самое — на Уфимской дороге, на Оренбургской, на Азербайджанской...

— И ничего нельзя предпринять? — заговорил наконец и Никритин, молчавший всю дорогу. Заговорил скорей из вежливости: было ах как жаль нарушить баюкающую бездумность, рожденную быстрой ездой. Так бы мчаться и мчаться. Всю жизнь. Вечность. Не говорить, не думать, не волноваться...

— Да вот стараемся размотать клубок, разыскать концы, — думая о чем-то своем, ответила Рославлева. — Уже и «Правда» подключилась. Дело-то не одной республики касается.

Потянуло маслянисто-тяжелой гарью. Слепяще ударил по глазам прожектор, укрепленный на высоком столбе.

На путях стоял состав — черные цистерны с присыпанными пылью нефтяными потеками на пузатых боках. Казалось, рядом, на земле, лежал другой состав, — уродливо перекошенные тени были тоже черны и громоздки.

Пятился маневровый паровоз. Будка машиниста светилась изнутри пляшущими всполохами. Медленно, с рокотом катились колеса, слышалось негромкое шипенье, — паровозик будто раздумывал, как ловче взяться за дело.

Когда автомобиль, ныряя носом, перевалился через рельсы, Никритин вздрогнул и весь напряженно подобрался: жуткое и фантастическое открылось впереди.

Следом за Рославлевой он выскочил из машины. Подошел и встал рядом шофер.

Близко, в зияющем провале ночи, шевелилась, всплескивалась длинная стена огня — насыщенного, жирного, перевитого черными прослойками. Горело нефтяное озеро. Освещенные снизу, буро-красные клубы тяжелого маслянистого дыма, медленно закручиваясь, отрывались от огня, скатывались в сторону.

— Постойте здесь, я сбегаю к дежурному, — сказала Рославлева и побежала трусцой, по-женски неловко, спотыкаясь о кочки. Побежала туда, к огню. Никритину представилось, что она — такая маленькая, хрупкая — спешит сбить, затоптать это пламя. «А ведь для того и приехала! — со смешанным чувством восхищения и недоверия подумал он. — Такие большие дела — и она? Вот как она месится — настоящая жизнь...»

Подул ветер. Посыпались сверху хлопья жирной копоти. На тон выше поднялся утробный вой огня.

Никритин завороженно смотрел на эту феерию: жутко и красиво. Какая-то первобытная мощь, перед которой мечутся, размахивают руками маленькие черные фигурки людей. У них на мгновенье ярко вспыхивает голова.

«Пожарные каски!» — догадался Никритин.

Он вытащил пачку сигарет и, тряхнув, предложил шоферу.

— Добра-то, добра!.. — сипел, ужасался тот. — Мать твою!..

Закурили. Молчали. Смотрели.

Мрачные багровые отсветы зыбились на пропитанной мазутом влажноватой земле.

Вернулась Рославлева.

— Не застала. Придется ждать, — сказала она, хмурясь, и, проведя рукой по лбу, размазала копоть. — Надо взглянуть на акты, выписать номера цистерн. Кто получал, кто вернул... Вот. А вы говорите — неприятности.

Никритин, глядя мимо нее на огонь, промолчал.

«Да, что мои неприятности перед таким!.. И все же могла б не напоминать. Жестокость? Урок воспитания? Впрочем, что это я? Свинья свиньей!..»

Подхватив его под руку, она отошла на несколько шагов в сторону.

— Доберетесь домой? — пытливо вгляделась она в его лицо. — Кто знает, сколько придется ждать, Поезжайте! Но только сразу домой...

Никритин почувствовал, как плеснулась кровь к щекам, как запылали уши.

«Свинья свиньей. И неблагодарная свинья!..»

— А вы? — спросил он, помолчав. Затем вынул платок и обтер ей лоб.

— А я доберусь на машине пожарной инспекции, — сказала она, отстраняя голову. — Не нужно, все равно еще вымажусь. Договорились — домой? И заглядывайте к нам в редакцию... С таксистом я рассчитаюсь.

— Нет, я сам... — Никритин кивнул и, пожав ее длинные податливые пальцы, направился к машине. Быстро, не оглядываясь.

Ехали той же дорогой.

Никритин вжался в угол заднего сиденья, прислонил голову к спинке. Вибрирующий гул кузова стал глуше и монотонней, как в поезде, когда растянешься на полке. Расплывчатые мысли-видения наплывали одна на другую.

На озабоченное лицо Рославлевой наложилась вызывающе вздернутая голова Кадминой.

Встречи с ними уже не казались ему необычными. Так, поток жизни, закономерные случайности... Необычным было иное. То, что, казалось бы, совершенно необязывающие разговоры с ними оставили ощутимые занозы в сознании. Тверже, что ли, на земле стоят? У одной негативные, у другой позитивные, но вполне определенные взгляды...