Каменный лес

— Все! Дальше не пойду! Лягу и буду ждать: должен же кто-нибудь когда-нибудь проплыть мимо? Какой это отдых, если терпишь такие муки?

Малыш не спорил, сидел рядом со мной и еле сдерживал слезы. Он тоже был сильно измотан переходом.

— Нет, ты только подумай: — устало брюзжал я. — Какой-то маньяк штампует дурацкие карты, а мы верим им и тащимся неизвестно куда. Это нормально?

Ноги у мальчишки были разбиты хуже моих и мне казалось, что он уже сыт этими глупыми переходами по самое горло.

— Я… Я всю жизнь ждал, когда смогу пойти… По дням считал… И вот, какие-то царапины… — с неожиданным упрямством простонал Игорек. — Если мы не пойдем — все было зря.

Прихрамывая, оставляя цепочку одиноких следов на песке, он поплелся к прижиму.

— Стой! — вскочил я, — подожди! — Тоже прихрамывая, догнал его и схватил за руку. — Мы забыли старую надежную обувь — лапти!

Я обмотал его ноги своей разорванной рубахой, поверх обернул куском полиэтилена и обвязал остатками бельевой веревки из своей сумки. Такие же «лапти» сделал и себе.

— Все-таки интересно, неужели, придем к незнакомым людям, попросим лодку и нам ее дадут?! — пробурчал, пытаясь сгладить свое нытье.

Мы поднялись по скале, обошли очередной прижим. Внизу бесновалась река.

Ноги в лаптях скользили на камнях, тряпки и полиэтилен соскальзывали, съезжали набок, вскоре стерлись и развязались веревки.

— Ну и что? — опять брюзжал я. — Скала как скала, а внизу вода. Рядом с городом таких скал — валом. Ну, лес! Сел на автобус и поехал в лес за городом — какая разница? Деревья они и есть деревья, везде одинаковые.

К вечеру мы опять вышли на песчаный берег, опустили стертые и сбитые ноги в воду. Мне показалось, что я превращаюсь в прозрачное легкое облачко и поднимаюсь к небесам.

— Все-таки, малыш, день прошел не так уж плохо. Не так ли?

Игорек сидел на теплом песке, смотрел в небо с розовыми, окрашенными закатом облаками и улыбался. Я тяжело поднялся, начал собирать хворост для костра. После ужина мы опять развернули злополучную карту. В лучшем случае до устья реки было еще два дня хода. Почему же медлит парень на той стороне порога? На таком плоту как у него и океан переплыть можно. «Видно не такой дурак как я!»

Поблекло небо, заискрились первые звезды. Мы лежали на остывающем песке, жевали размоченный в прогорклом супе хлеб, пили чай из листьев смородины, без дум и без забот смотрели на разгоравшиеся звезды, слушали, как ветер шелестит листьями берез, и чувствовали спокойное дыхание реки. Затемно надели на себя всю имевшуюся одежду, залезли под измочаленный тент из полиэтиленовых скатертей легли спина к спине и укрылись моим пледом. Я уже засыпал. Игорек ткнул меня острым локтем и прошептал:

— Что это?

Возле продуктов попискивала мышь. Где-то в скалах одиноко ухала ночная птица. Потом появились непонятные звуки: кто-то ходил по песку вокруг палатки.

Загремела крышка котелка. Я похлопал ладонью по тенту — звук стих. Через секунду зашуршал полиэтилен у ног, уголок его приподнялся. В тусклом лунном свете блеснули щелки глаз. Приглядевшись, я увидел длинные уши, рога и бороду.

— Черт? — с восторгом прошептал Игорек.

— Настоящих чертей не бывает, — вполголоса ответил я, но на всякий случай лягнул пяткой непрошеного гостя и почувствовал, что попал во что-то твердое, теплое и мохнатое.

— А ненастоящие? — спросил малыш шепотом, прислушиваясь к стуку удаляющихся шагов.

— Ненастоящие снятся или кажутся. Спи. Он тесней придвинулся ко мне:

— Вот здорово! — вздохнул и тихо засопел.

Утром я долго лежал под пледом и вспоминал вчерашнее. Малыша рядом не было. Давно запутавшись в снах и реалиях, с трудом отделяя одно от другого, я припоминал рогатую морду, какой она мне запомнилась. Со стороны берега раздался крик.

Кряхтя после вчерашнего марафона, я выполз на песок. Он был истоптан маленькими копытцами, котелок опрокинут. На сыром и холодном песке сохли остатки супа.

— Следы! Ты только посмотри! — Игорь, склонившись, внимательно разглядывал лунки и катышки.

Мы спустились еще на полкилометра вниз по реке и нашли утоптанную площадку, на которой еще совсем недавно стоял скот.

— Козел приходил или коза. Козы ведь тоже бородатые, — вспомнил я ночного гостя и вздохнул. — Если бы знать, что рядом люди: топор бы одолжили на время, построили новый плот и поплыли бы без забот, без хлопот. Впрочем, ноги привыкают. Сегодня не так уж и больно ходить босиком.

Малыш был весел. Он задирал голову, разглядывал скалы, оттого часто запинался, падал, от боли вертелся на месте, но все равно смеялся сквозь слезы.

— Посмотри, посмотри, — указывал пальцем. — Что там, на вершине?.. Может быть, замок? Давай сходим?!

— Обрадовал! Мы так и до осени в село не доберемся.

— А вот гора… Из нашего окна была видна такая же. Я несколько раз ходил к ней, но так и не дошел: мамка с ночевкой не пускала. Говорили, там есть пещера. Ты помнишь? Ничего ты не помнишь. У меня еще рукав на телогрейке сгорел… Выдрали…

И я вдруг вспомнил страх. Нудный страх неизбежного возвращения домой.

— Мы пойдем дальше, правда? Ты ведь не уедешь домой, когда доберемся до села?