Камергерский переулок

– Расшифровала! Иоанна… Ну понимаете, о ком я говорю… Расшифровала! Свидетельство диктофона! Сто сорок семь подарков Альбетова! Слова… вышептывания… отдельные звуки разной степени странности… завывания… утробные гласы… выгоны ветра… и даже пение… Изучим, изучим! Вас, профессор, призовем в консультанты. Одоевский ведь в кругу ваших интересов? Ну вот. Кстати, все, что под асфальтом, старина седая, осталось. Лишь само новое здание срезали аккуратненько, как кусок торта серебряной лопаточкой. А Серега Есенин таким открывается! Я вам расскажу!

Серега Есенин в телевизионных воспоминаниях Мельникова был, как известно, чуть ли не старшим приятелем Александра Михайловича, одним из окружавших нашего маэстро гуляк праздных.

Впрочем, в устных пересудах в связи с отсутствием здания в Камергерском, дикими полетами странствующей керосиновой бочки и учуянным Севой Альбетовым приходом глобальной катастрофы Есенин теперь из гуляки праздного несомненно превращался в исполина, в титана-огнеборца (совсем как в представлениях о Сергее Александровиче водопроводчика Каморзина) и пророка. Ясно было, что он неспроста поднял на свою грудь гигантскую бочку, вздыбил ее ввысь и швырнул в мировое пространство пророчеством или укором. Правда, смысл этого подвига оставался пока до конца не разгаданным.

А вот мелкие предсказания П. Нечухаева, сообщившего гражданам об энергии и страсти ищущей свое место бочки, сбывались. Октябрьской ночью перешел в отсутствие дом из Газетного переулка (вспомните нечухаевские адреса). Собственно, это был не дом, а так - пшик, новодел. Ловкие люди, нашедшие добропонимание со смазанными городскими чинами, на углу Большой Никитской якобы восстанавливали флигель Меньшиковского дворца. На деле же строили гостиницу. Знатоки Москвы бурчали, говорили о незаконностях, о порче лица города и т.д. Толку-то что от этих знатоков и их бурчаний? И вдруг - бац! И постройки нет! Унесена ветром! И не только она, но и работники при ней, турки вроде бы…

Бочка! Бочка! Странствующая бочка! От нее прилетел ветер! Опять сверзлась не на свое место! Но может, дело и в ином? Не исключалось, что она выказывала кому-то свое неодобрение. Наверное, и еще кому-то выкажет…

Таким был слух.

42

После звонка Ардальона с черными ехидствами: «ты влип, Соломаша!», Соломатин и впрямь разволновался. Испугался даже. Вставал, курил, подходил к кактусу. При звуках лифта чуть ли не вздрагивал: а не едет ли к нему подполковник Игнатьев? Или не везут ли ему повестку с требованием явиться?

Но скоро сообразил, экий он спросонья дурень. Никакого кинжала, заколовшего друга народа Марата, никакого револьвера, заставившего мирного пана Швейка стать бравым солдатом, он никогда не видел и уж тем более не держал в руках. И кинжал, и револьвер существовали исключительно внутри его блефа. И стало быть, влипнуть он не мог.

Соломатин рассмеялся и полил кактус. Одна из колючек кактуса будто бы слилась со струей воды, вытянулась и уколола Соломатину ладонь. «Гадина! - выругался Соломатин. - Дождешься, сварю из тебя текилу!» Вспомнил: благоразумнее с кактусом не ссориться, пообещал: «Ладно уж, не трону. И не держи на меня зла».

Однако то обстоятельство, что происшествие с Альбетовым случилось на известной ему квартире, взволновало и встревожило Соломатина. Теперь подполковник Игнатьев мог пригласить его на беседу и без всяких соображениях об орудиях убийства. И что привело Альбетова на квартиру Олёны Павлыш? Действительно ли просьбы дознавателей, зашедших в тупик (а под кого они копали, Соломатин мог строить предположения, один из бывших покровителей Олёны из-за своих каверз и лондонских связей был для властей нехорош)? Или же собственный интерес подтолкнул Альбетова к частному сыску? А может, проникнуть в квартиру Альбетова вынудили (неизвестно как и каким манером) люди, устроившие ему погибельную ловушку? В любом случае Альбетов мог обнаружить запахи его, Соломатина, и понять, что и как у него было с Олёной Павлыш. Мысль об этом была Соломатину неприятна. Она вызывала тоску и предчувствие житейских затруднений.