— У него-то есть. А вот у этого малыша, — доктор кивнул в сторону кровати, где лежал ребенок, — нет.
— Что можно для него сделать? Как помочь? Если нужны лекарства, я всё куплю!
Наталья удивлялась себе. Она действительно готова была отдать семейные сбережения, чтобы спасти совершенно чужого малыша. Может, страдания из-за мужа смягчили её сердце, сделали его столь безотказно отзывчивым.
— Ему нужна печень. Донорская. А группа крови редкая плюс отрицательный резус. Донора найти, скорее всего, не успеем. Но, — доктор замялся, — вы извините… Мы проверили… Такая же редкая группа крови — у вашего мужа. Его печень подошла бы идеально. Если мы возьмем часть, для него это не представляет никакой опасности — печень обладает способностью к регенерации. А мы тогда сможем попробовать спасти этого малыша.
Наталья ещё не дослушала до конца, а ответ внутри уже был готов. Ум, однако, сопротивлялся:
— Вы уверены, что Анатолию это не повредит? Что не ухудшит прогноз лечения?
— Абсолютно. На этот счёт можете быть спокойны. Если ему и суждено умереть от болезни, то печень тут будет ни при чём. Она у него просто идеальная.
Наталья дала согласие, и операция состоялась. Мужу не стало ни лучше, ни хуже. Он словно подвис между небом и землей. Завотделением уже не решался Наталью обнадёживать, а только пожимал плечами: «Делаем всё возможное. Но, кажется, организм не хочет бороться. Ваш муж будто устал от жизни».
И вот Наталья вновь у Альбины, знакомый запах герани и иван-чай, заваренный в белом фарфоровом чайничке. Альбина обняла её, как родную, и заговорила о бессмертии, о силе нашего духа, о путеводных звёздах, которые непременно соединят родные души.
— Он выживет? — прямо спросила Наталья.
— Я не знаю. Никто не знает. Это зависит только от него. Но я вот вижу, что смерть и жизнь рядом. Ещё вижу тебя в чёрных траурных одеждах. И слышу детский смех. Не понимаю, что всё это значит.
Сбитая с толку, Наталья попрощалась. Так жизнь или смерть? И при чём тут детский смех?
Анатолий умер через неделю. Поминки устроили в загородном ресторане. Наталья распечатала фотографии мужа, самые свои любимые, и положила на стол: «Кто захочет, берите на память». Все брали.
Среди приглашенных была Альбина. Она взяла первую попавшуюся фотокарточку и внезапно застыла, побледнела.
— Я чувствую тепло. Будто он жив. Не знаю, как это объяснить, сама ничего не понимаю, — тихо сказала она.
Ни испуга, ни замешательства не испытала при этом Наталья. Напротив, ей стало тепло и спокойно.
Пролетело пять лет. Однажды в супермаркете, прямо возле кассы, у Натальи оборвалась ручка пакета с продуктами. Пока она в растерянности соображала, как и во что собрать покупки, услышала: «Тётя, я вам помогу!» Рядом стоял малыш в зелёной курточке и забавной шапочке колпачком, как у Буратино.
Он споро подобрал помидоры, поднял пакет с пельменями и радостно прокомментировал: «Обожаю их!»
Минуту спустя на подмогу подоспела мама маленького помощника, молодая русоволосая женщина…
— Какой замечательный у вас мальчик! — похвалила Наталья. — Как его зовут?
— Толечка, — ответила женщина. — Поначалу-то мы его Сашей назвали. Но он чуть не умер — выжил благодаря одному мужчине по имени Анатолий, который стал донором печени. Мужчина тот умер, а мы решили крестить сына как Анатолия. Потом и в свидетельстве о рождении имя переписали.
Мальчик жался к Наталье, будто знал её целую вечность, болтал без умолку всю дорогу до парковки, спешил всё о себе рассказать. Наталья шла рядом, слушала и мечтала, чтобы подольше не умолкали этот голосок и смех… Смех, который некогда услышала Альбина… И Наталья вспомнила реанимационную палату и как страстно она желала, чтобы ребёнок очнулся, подал голос.
— А вы знаете, — вклинилась в разговор Толечкина мама, — как смешно он ест пельмени?
— Конечно же, знаю, — улыбнулась Наталья.
Богиня Фемида горько рыдала, получив от Творца очередной отказ в аудиенции. Она многое хотела ему рассказать, о многом спросить.
«Отец, — твердила она, — почему люди так несправедливы друг к другу и к себе? Почему попирают закон, который сами же создали? Куда подевалась моя сестра, прекрасная богиня Правда, почему не видно её искрящихся одежд и не слышно умиротворяющего голоса? Отец, почему ты не спасаешь людей, которые мучаются от несправедливости, и почему не наказываешь тех, кто несправедливость сеет? Зачем ты создал меня, если позволяешь суду и следствию превращаться в фарс? Почему я должна видеть, как моим именем карают невиновных?»