Вернувшись в свою казарму, мы с хихиканьем уселись в темноте.
– Сегодня ночью он хорошо поспит, – прошипел я.
– Так в Индии спят, – сказал Ямамото. – Не могут же йоги нас превзойти.
В ту ночь мы давились от смеха.
– Эй, смотрите на меня, – сказал Ока. – Я – Богомол!
– Это было великолепное представление. Ока проковылял в темный проход между койками, неловко разделся, с удовольствием зевнул и потянулся. – Спокойной ночи, дети. Приятных сновидений, – пробормотал он, медленно укладываясь на свою койку.
В полутьме мы внимательно наблюдали за тем, как Ока закрыл глаза. Вдруг они резко открылись, вылезли из орбит, а изо рта стал рваться немой крик боли. Несколько секунд Ока молотил руками и ногами по койке, затем вскочил и стал подпрыгивать, словно на трамплине для прыжков в воду.
За Окой и Ямамото всегда было смешно следить, потому что оба были быстрые и пронырливые, как белки. Глядя на нелепые движения Оки, мы забились в конвульсиях и смеялись до слез. Другие тоже начали свои представления, и вскоре все пятнадцать человек проснулись.
– Сколько времени? – простонал кто-то.
Я услышал, как Морияма ответил:
– Ох, Ока и Кувахара со своей бандой… опять втянут всю эскадрилью в историю.
Мы успокоились только после одиннадцати.
После завтрака всем ребятам из нашей казармы было приказано явиться в комнату Богомола. Лениво постукивая пальцами по спинке стула, сержант отклонился назад и молча взглянул на нас. На столе четырьмя аккуратными серебристыми рядами лежали шестьдесят иголок.
Богомол долго сидел, словно медитируя. Наконец он схватил одну из иголок, прищурил один глаз и прицелился ею в какое-то место на стене.
– Итак? – произнес сержант.
Никто не отозвался.
– Когда я учился в школе, нам такое в голову не приходило. Очень умно. Да, очень умно! – Вдруг Богомол резко рванул стул из-под себя, грустно взглянул на нас и покачал головой. – И вы ничего не знаете об этом, не так ли? – Сержант указал на Накамуру: – Эй, ты, прыщавый, отвечай!
Накамура судорожно глотнул, но ничего не сказал.
– Прекрасно! Честный прямой ответ. Странно только, мой дорогой прыщавый друг, что ты не выражаешь ни удивления, ни непонимания. Очевидно, ты знаешь, что я хочу… выяснить?
– Нет, господин старший сержант!
Богомол встал и начал прохаживаться по комнате, затем остановился перед Мориямой, глядя на него ледяным взглядом.
– Нет, нет… ты ведь тоже ничего не знаешь, верно? Слишком глупо!
Сержант непроизвольно ударил Морияму по носу, затем отпустил нас. Когда мы выходили, он крикнул нам вслед:
– Одна небольшая деталь: на следующее построение каждому из этой эскадрильи принести свои наборы принадлежностей для починки одежды. Сообщите об этом курсантам из других казарм.
Богомол выглядел бесстрастным, когда обнаружил, что у каждого из нас в наборе для починки одежды есть иглы. Он даже оценил нашу умную стратегию и добавил, что в связи с этим приготовил для нас специальный подарок.
И снова первая половина дня прошла спокойно. Даже на физической подготовке не случилось никаких инцидентов.
Потом пришло время наших ежедневных летных занятий.
– Кажется, пару недель назад кто-то очень сильно согрелся в своей форме, – заявил Богомол. – Некоторые даже в обморок от жары падали. Сегодня вы увидите, какой я милосердный человек. Мы не будем надевать летные костюмы. Как вам это нравится?
Забравшись в заднюю кабину самолета, я не заметил, кто сегодня был моим инструктором. Он обернулся, и я узнал своего старого знакомого по базовой подготовке Змея. Его перевели в инструкторы. Я начал пристегиваться ремнями, но сержант покачал головой:
– Извини, но пристегиваться не разрешается, Кувахара!
Я отпрянул назад. Нельзя пристегиваться ремнями! К тому же Змей говорил со мной очень любезно, и это тоже очень сильно пугало.
Мы взлетели и быстро набрали высоту. На пяти тысячах футов Змей с усмешкой оглянулся. Его глаза за стеклами очков выглядели узкими щелями.
– Держись!
Холодный воздух уже бил меня в открытой кабине. Вцепившись в недействующие рычаги, я увидел, как мир перевернулся и ринулся на нас. Мы не спеша выполняли мертвую петлю. Я прижал голову к груди и ухватился за болтавшиеся свободно ремни. Момент был крайне неприятный. Самолет выровнялся и влетел в облако. От сильного ветра я окоченел. Затем, вырвавшись из белого пара, мы начали выполнять вторую петлю. Без ремней! Воздух рвал меня на части, словно гигантская рука. Еще секунда, и меня выбросило бы в небо! Я мрачно боролся с земным притяжением и обжигающим ледяным ветром.
Когда самолет наконец снова выровнялся, я уже не понимал, где находился верх, а где низ. Перевести дыхание мне не удалось. Машина стала резко падать по спиральной траектории. Кровь в моей голове стучала так, будто я залпом выпил целый стакан ледяной воды. Перед глазами все расплывалось и погружалось в темноту. Когда я пришел в себя, мы готовились к посадке. Не в силах двигаться, я просто вывалился из самолета.