Камикадзе. Эскадрильи летчиков-смертников

– Господин командующий! – Богомол бросил на меня мимолетный взгляд, но командующий заставил его замолчать резким, почти раздраженным жестом.

– Гм, когда ты решился на такой поступок?

Я судорожно глотнул.

– Я не решался. Я хочу сказать… не знаю, господин командующий. Я просто летел следом… как сержант инструктировал нас. Я… просто летел вслед за ним.

– Понятно. А не слишком ли близко к самолету сержанта ты летел? Сержант Намото так и подумал. Ему стало так не по себе, что пришлось в срочном порядке покинуть самолет. Одна из лучших наших тренировочных машин разбилась.

Богомол изо всех сил стиснул челюсти.

– Простите, господин командующий, – произнес я и понял, как глупо прозвучали мои слова. Но больше мне сказать было нечего. – Богомол приказал нам лететь за ведущей машиной. Я последовал за ним.

Некоторое время командующий сидел молча. Он потер бровь, покачал головой и тихо выругался. Командующий был маленьким человечком, которого никто не заметил бы даже на улицах Ономити. Но военная форма, казалось, придавала ему солидности. Его выправка, жесты, скрытая сила свидетельствовали о том, что в этом маленьком теле жил большой человек.

– Знаешь, кем я хотел быть, когда поступил в университет? – спросил он. – Я хотел быть… фактически я решил стать… психиатром. Но… – Командующий зажег сигарету, затянулся и выдохнул облачко дыма. – Знаешь, как это бывает. Нужно очень много денег. – Через некоторое время командующий продолжил: – Может, рядовой, ты похож на меня. Моя мать работала, как рабыня, чтобы купить мне велосипед. – Казалось, он погрузился в воспоминания. – Мне было… нет, не больше десяти лет… когда умер мой отец. В общем, кататься на велосипеде меня научил старший брат. У него уже был велосипед. Насколько я помню, он его где-то украл. «Поезжай за мной, – сказал мне брат. – Делай все, как я!» – Командующий усмехнулся. – Знаешь, а я ведь тогда еще даже не научился держать равновесие. Ну, мы поехали по дороге, выбрались из деревни, и все у меня хорошо получалось. Каждый раз я вспоминал слова: «Поезжай за мной, делай все, как я». Это все, что он сказал, мой безумный братец! И я ехал за ним слишком близко. Под колесо, видимо, угодил камень, потому что я врезался в заднее колесо ехавшего впереди брата, и мы упали… прямо на свежевспаханное рисовое поле!

Вдруг мы втроем рассмеялись, как друзья. Я впервые услышал, как смеется Богомол.

– Ха-ха! «Просто делай все, как я»! Несколько дней мы дулись друг на друга, и мне пришлось найти другого учителя.

Мы снова рассмеялись. Затем беседа закончилась.

Командующий отпустил нас с сержантом, и меня отправили на гауптвахту «подумать о своем поведении». Конечно, командующий отнесся ко мне с удивительным вниманием, но Богомол быстро постарался восстановить «справедливость». Он тихо проводил меня на гауптвахту.

– Может, глупый командир не захотел, чтобы ты искупил свою вину, Кувахара…

Тут я увидел у него в руках дубинку.

– Но, поверь мне, ты ее искупишь. За такое оскорбление ты заплатишь сполна!

Я поднял руку, чтобы блокировать удар, но сержант нанес его очень быстро и сильно.

В моих мозгах произошел взрыв. Мне показалось, будто я услышал стук дерева о мой череп… услышал его всем своим телом. Потом черная дыра поглотила меня. Боли я уже не чувствовал.

Не могу сказать, сколько я пролежал – несколько минут или часов. Постепенно чувства стали возвращаться ко мне, но некоторое время я не осознавал себя человеком. Перед глазами расплывалось лишь какое-то слабое мерцание где-то на границе реальности. Холод, холод. Наконец на губах сформировались слова: «Что я делаю в океане?» Мне пришло в голову, что я умер. Но когда ты умираешь, тебя хоронят в земле. Ты как-то тонешь, тонешь, пока не окажешься в океане. Просто тихо лежишь на его дне. Это не больно, если лежать тихо. Только темно и холодно, очень холодно. И ужасно жестко. Почему тут должно быть так жестко?

Я лежал лицом вниз. Мои руки нащупали бетонный пол. Пол! Тогда я стал постепенно вспоминать. Несколько секунд я никак не мог вспомнить, как и почему я кого-то унизил. Наконец, в памяти всплыли слова: «За такое оскорбление ты заплатишь сполна!» Постепенно мой мозг начал проясняться. Тем не менее я по-прежнему лежал – двигаться не имело никакого смысла. Пол был не только холодным, но и влажным, и во рту у меня появился привкус, напоминавший морскую воду. Я ощупал свое лицо и почувствовал начинавшую пульсировать боль. Над левым ухом вздулась опухоль. Она больше походила на рубец от удара дубинки, чем на шишку. Я снова прикоснулся к лицу. На нем запеклась кровяная корка. После того как я упал, Богомол, очевидно, еще избил меня ногами. Я сел и тупо уставился на прямоугольник света на полу. Он был разделен на части. Я посмотрел на зарешеченное окно, с трудом поднялся на ноги и выглянул наружу. Уже наступил вечер.