Камикадзе. Эскадрильи летчиков-смертников

Вдруг я понял, что это очень просто. Очень удобный край окна! Многие проходили этот путь до меня. Скамья, стол, ступенька лестницы или подоконник – это не имело значения. Я сжал голову руками. Да, это будет превосходная работа. Просто высунуть язык, зажать его между зубами, обхватить голову руками… И потом! Я ударюсь изо всех сил подбородком о край окна. Язык окажется откушенным, и я истеку кровью до смерти. Да, уже не один человек умер в Хиро таким образом.

Я все еще сжимал голову руками и сейчас отпустил ее, чтобы посмотреть, обо что ударится мой подбородок. Времени совершать неудачную попытку не было. Высунув язык, я осторожно пожевал его. Было страшно, но не настолько, как мне казалось раньше. Я вдруг даже почувствовал какой-то интерес. Все это напоминало медленное горение.

Стрекоза вернулась и теперь летала совсем рядом с окном. О чем нам там рассказывали в школе? О том, что, находясь в неволе без пищи, стрекоза в конце концов начинает отъедать себе хвост и не останавливается, пока не сожрет половину своего тела. Конечно, я не мог сравниться с ней, откусив всего лишь свой маленький язык.

Огромные миндальные глаза. Я никогда не замечал, что эти глаза могут так смотреть. Словно зачарованный, я не мог отвести взгляда от дрожащего голубого тельца… от прозрачных ажурных крылышек. Почему у стрекоз четыре крыла, а не два? Я протянул насекомому палец. Стрекоза отпрянула в сторону, немного повисела в воздухе и улетела.

Я долго смотрел в одну точку, затем взглянул на свои руки, сжал и разжал пальцы. У мамы были точно такие же руки. Она всегда говорила об этом сходстве. Ногти имели точно такую же форму полумесяца, как у нее. Я медленно поднял руки и нащупал свои волосы. Они были грязными, жирными от пота. Но они были моими. Это самое главное. Они были моими волосами. Я прижал ладонь ко лбу и провел пальцами по носу и губам. Они тоже были моими. Гул моторов самолетов стал еще громче.

Я подожду еще немного. Да, я убью себя, но сначала немного подожду.

Я медленно сел и заплакал.

Глава 13 Летчик-истребитель

На четвертый день вечером меня выпустили с гауптвахты и заставили целую неделю дежурить в уборной. За эту неделю я обнаружил, что, если тихонько стонать, можно здорово справляться с болью. Работы было немного, но я носился, не обращая внимания на хромоту, мыл полы, чистилтуалет, страдая больше, чем когда-либо, – даже если сравнивать с базовой подготовкой. Богомол избил меня пятнадцать или шестнадцать раз. Я даже точно не помнил.

Это была очень важная неделя. Если бы я сдался боли, меня отправили бы в лазарет, и тогда у меня уже не осталось бы шансов попасть в школу истребителей. Тренировочные полеты проходили очень быстро. По окончании второй стадии подготовки все мы должны были быть распределены согласно своим способностям: истребитель, бомбардировщик, связь или школа авиамехаников. Естественно, большинство из нас мечтало о первой специальности. Для меня же это был буквально вопрос жизни и смерти. После всех этих испытаний болью, борьбы, душевных страданий оказаться в школе механиков или связистов! Одна эта мысль была для меня невыносимой.

Если бы не мои друзья, меня наверняка отправили бы в лазарет. Каждый вечер Накамура, Ямамото и Ока натирали меня маслом и массировали. Несколько раз они помогли мне почистить уборную. Это были искренние проявления дружбы и верности. Я стал кем-то вроде героя 4-й эскадрильи. Два раза ко мне приходил Тацуно. Его дела шли хорошо, и он вскоре приступал к тренировочным полетам на настоящем самолете.

Кое-как я протянул эту неделю. Спустя одиннадцать дней после той памятной погони я снова поднялся в воздух. За это время многие ребята заметно повысили свой уровень, но я все равно числился среди лучших летчиков. Довольно странно, но Богомол больше не заставлял нас играть в игры с полетами за ведущей машиной. Конечно, мы уже научились очень многому, чтобы пускаться в такие детские гонки.

Каждый день я с воодушевлением смотрел в небо. Я был рожден летать и знал это. Этот птичий инстинкт я так сильно почувствовал на горе Икома. Попытки унизить Богомола больше не предпринимались. Конец был слишком близок. К тому же наказания стали применяться реже и уже не были такими жестокими. Даже наш сержант иногда уставал.

Окончание летной школы приближалось, и я волновался все сильнее и сильнее. Да, я был среди лучших летчиков эскадрильи, но совершил несколько ошибок. И все-таки… Сомнения и страх постоянно мучили меня. Никто точно не знал, сколько курсантов отберут в школу истребителей. Ходили разные слухи. Кто-то говорил, что возьмут только двух или трех человек. Другие утверждали, что около двадцати.