Камила

Тебе надо обмануть его, последовал жесткий ответ. Подгадать момент, когда он приедет и уехать с ним. Соблазнить его деньгами, которые могут заплатить родные Якуба. Притвориться покорной и влюбленной. Пусть он только достанет одежду для Якуба, чтобы он выглядел обычным мальчишкой, а не дворянчиком в изгнании.

А как быть с моим нарядом, с любопытством спросила я.

Украсть, пришло решение после паузы.

Почему не одолжить?

У кого? Аранка может выдать тебя.

Она не такая.

Пьянство и зависть могут оказаться сильней нее.

Я поежилась. Неприятно было думать о подруге плохо, но где-то в глубине души я знала, что та Камила права. Ари все равно на других, она сама говорила об этом, и что может прийти ей завтра в голову, я не знала. Особенно если ее надежды на спасение рухнут.

Когда?

В ближайшем времени, но не завтра. Завтра надо держаться ниже воды и тише травы, как обычно. Нельзя вызывать подозрений у старухи.

Как же мне встретиться с доктором, чтобы убежать? — с тоской спросила я у темноты, но вторая Камила больше не отвечала мне.

Якуб опять пробормотал что-то в тишине, и я обняла мальчишку. Непривычное чувство коснулось сердца; жизнь Якуба зависит от меня, и от меня — его будущее. Как будто кто-то подкинул камень в корзину с бельем: и идти неудобно, и бросить корзину нельзя, и выкинуть лишний груз на ходу некогда. Страшно не донести; и себя погубить, и его.

Глава восьмая

На следующее утро я была воплощением покорности, и во взгляде госпожи Рот мелькало довольство, хоть она и ходила за мной по пятам, не гнушаясь всякий раз бить, как только я, по ее мнению, начинала отлынивать от работы. Мне хотелось надеть ей на голову ведро с грязной водой и кинуть в нее тряпкой, но каждый ее удар или пинок возвращал меня в осязаемый мир; увы, я была слишком слаба, чтобы как-то ей противиться. Но мое послушание ей понравилось, и через пару дней, кроме обычной миски похлебки из всего, что есть в доме, мне достался кусок вишневого, рассыпчатого пирога. О, как он пах! Я думаю, мертвый бы воскрес, если б почуял его запах. Госпожа Рот дала мне милостивое разрешение съесть его у себя, не на кухне, и я побежала наверх со всех ног, чтобы удержаться и не отломить от него кусочек. Якуб за эти дни совсем поник и постоянно канючил, что голоден; я боялась, что он не послушается меня и попробует выбраться с чердака, чтобы украсть еды. Место заключения ему осточертело, и теперь он все чаще баловался: то ловил крыс, чтобы дрессировать их в моей постели, то надергал ниток из своей рубахи, насмолил их и подвесил к печной вьюшке. Ночью поднялся сильный ветер, и хитрое приспособление пронзительно засвистело, завыло и застонало – так неожиданно и громко, что у меня душа ушла в пятки. Но когда я заметила, что Якуб давится от смеха, пока меня трясет от страха, я выдрала его за уши, и он смертельно на меня обиделся. Хорошо, что внизу никто не слышал его проделок; в дневной тишине она бы выдала нас с головой.

Я прижимала к себе тарелку с пирогом, словно это была величайшая ценность, дороже золота и серебра, но вернуться на чердак незамеченной не успела — на лестнице пахло знакомыми духами. И верно, у двери меня ждала Аранка, на удивление трезвая, но изможденная донельзя.

Она привлекла меня к себе, и я с удовольствием зарылась в мягкий лен ее платья. Рядом с ней мне было хорошо и спокойно.

— Почему ты не спишь? — первым делом спросила я. Мне хотелось побыть с ней, но за дверью маялся голодный Якуб, и я беспокоилась, как бы он чего не устроил. Аранка бездумно отщипнула у меня пирога. Я проводила ее пальцы взглядом, но ничего не сказала. У меня заныл живот от голода.

— Хотела повидаться, — нарочито весело сказала она, но взгляд у нее стал тревожным. — И так все время сплю, пока заживает спина. Думала, хоть сейчас смогу отдохнуть, но старуха не дает. Ты бы знала, сколько к нам ходит старых козлов, которым нравятся раны! — Аранка брезгливо стряхнула крошки от пирога с губ.

— У тебя что-нибудь болит?

— Не знаю, — она пожала плечами. — Душа у меня не на месте, Камильхен. Пустишь в свою обитель?

Не дожидаясь ответа, Аранка распахнула дверь в мою комнату, и я в волнении прижала тарелку к себе, чуть не опрокинув на себя пирог. На полу врассыпную валялись старые пуговицы, которые я собирала для починки, а Якуб воображал имперской армией и командовал ею, разыгрывая на полу настоящие сражения доблестных австрийцев с пруссаками, англичанами и почему-то французами. Наш разговор спугнул его, но залезть наверх по уговору он не успел и теперь зарылся с головой в постель. Ари не заметила его и с любопытством воззрилась на пуговицы.

— А я думала, ты любишь порядок больше всего на свете.

— Это ветер, — неловко оправдалась я. — Они рассыпались.

— Ах, ветер! — она пропустила мои объяснения мимо ушей и грациозно села на свое любимое место у окошка, словно птичка на жердочке. — Иди сюда, Камильхен.