Камила

От неожиданности я замолчала. Почему-то его слова показались мне обидными. Иштван не ждал от меня ответа, неторопливо докурил и поднял короб, чтобы надеть его на спину. Когда он зашагал, я не удержалась на корточках и села, прислонившись спиной к его спине. Даже через прутья я чувствовала тепло его тела и запах острого мужского пота. Странно, но на этот раз меня от него не мутило, как было с доктором, и я подумала, что, наверное, Иштвану можно доверять. Снаружи спокойно шумел лес, и тепло солнца так нежно пригревало меня, а размеренная походка так усыпляла, что я просто-напросто заснула среди тряпок и лент.

— Проснись! — гаркнул кто-то над ухом.

От неожиданности я вздрогнула, и затекшие за время перехода ноги заныли, как только сон отступил назад. Я подняла голову от теплой мягкой ткани и встретилась взглядом с Иштваном; я спала, уткнувшись ему в плечо.

— И дрыхнуть же ты, матушка! — не зло заметил он. — Напускала мне слюней на рубаху, точно маленькая.

— Прости, — мне стало стыдно. — Могу отстирать.

— Брось. Это же просто слюни, — он прикусил кончик длинной изогнутой трубки, и я зевнула и протерла глаза.

Мы сидели в тени ивового куста, над узким ручьем. Вода в нем была такой прозрачной, что ясно виднелось и разноцветное песчаное дно, и серебристые мелкие рыбки, шнырявшие в поисках добычи. У берега стояла мельничка из листьев и веток, и быстрое течение вращало ее колесо. В роще за ручьем птаха затянула вечернюю песню, и впервые за последние недели на душе у меня стало легко.

Иштван протянул мне половину лепешки, завернутой в тряпицу, и я отломила небольшой кусочек.

— Бери больше, не обеднею.

— У меня есть чем заплатить, — робко отозвалась я.

— А я с детей и стариков за хлеб платы не беру, — без улыбки сказал он, затянулся и выпустил колечко дыма изо рта. — Откуда у тебя деньги?

— Мне отдала их моя подруга, — мне стало холодно и пусто, как только я вспомнила Аранку. — Это о ней ты говорил вчера…

— Об убитой? — прямо уточнил Иштван.

Я вздрогнула и кивнула.

— Она была очень хорошей.

— А ты сама такая же как она?

— Я бы хотела быть такой, как она, — серьезно ответила я. — Такой же красивой и доброй.

— Я не о том тебя спрашивал, дуреха, — он спрятал улыбку и взглянул на меня. — Ты занимаешься тем же?

Я покраснела и помотала головой.

— Славно. Но тогда рассказывай все с самого начала: кто ты такая и что с тобой случилось.

Поджаристая лепешка крошилась в руках, но я не смела ее есть, пока не закончила говорить. Неожиданно выполнить приказ Иштвана оказалось трудно, но еще никто и никогда не слушал меня так внимательно. Я опустила многое из того, что видела, и не смогла рассказать о пережитом подробно, потому что от некоторых воспоминаний меня начинало трясти, и тогда Иштван приобнимал меня за плечи, чтобы я успокоилась. Речь моя текла путано, и, наверное, если бы я слушала себя со стороны, вряд ли бы поняла, о чем говорила.

— Не слишком тебе повезло, — подытожил Иштван. Трубка у него погасла, и он набил ее самодельным табаком и разжег вновь. — Мир достаточно сволочное местечко, Камила. Кем были твои родители? Ты унгарка?

— Я не знаю, — тихо произнесла я и уставилась на подол своей юбки, усыпанной крошками. Родителей я не вспоминала давно. — Может быть. Отец был откуда-то с юга. Я помню, тетя ругалась на него.

Пока Иштван задумчиво курил, я доела кисловатый и соленый хлеб, собрала крошки и отправила их в рот, облизав пальцы.

— Не повезло тебе, — повторил мой спаситель. Я украдкой глядела на него и невольно залюбовалась его лицом. Худое, обветренное, смуглое, с узкими темными глазами и неожиданно выразительным ртом — мне захотелось провести по его щеке ладонью, почувствовать под пальцами горбинку носа. Иштван поймал мой взгляд, и уголки его рта дрогнули в усмешке. Я покраснела сильней и отвернулась.

— Что мне с тобой делать? — рассеянно спросил он у веселого ручейка. — Не могу же я таскать тебя за собой…

— Я умею готовить. И шить.

— Бродячая жизнь не для девчонки. Ты поела?

Я кивнула.

— Иди помойся, — велел он. — Вода здесь холодная, но чистая.

Вставать мне не хотелось, но Иштван был прав.

— Ты не будешь подсматривать? — мне отчего-то не хотелось, чтобы он видел, как я раздеваюсь.

— На что у тебя смотреть? — он взглянул на меня и опять усмехнулся. Я окончательно смутилась, ничего не ответила и поднялась.

Пока я мылась и застирывала одежду, опять пошел мелкий дождь. Я то и дело оглядывалась на Иштвана, но он не поворачивался ко мне, как и обещал. Почему-то мне стало от этого горько, и я подумала, что вскоре мы расстанемся, и он забудет меня так же легко, как и спас. Вчера он шутил со служанками и просил у них поцелуй, и мне захотелось оказаться на их месте, просто чтобы отказать ему, не больше и не меньше.