Камила

Служанка отворила передо мной дверь, и я смело шагнула внутрь. За письменным столом, заваленным бумагами, в кресле сидел, вероятно, хозяин дома, немолодой, усталый господин в темном камзоле, а напротив него – капитан стражи, который чуть не сломал мне руку. Я невольно попятилась, не сводя глаз с его лица; сегодня он еще больше напоминал злобного сторожевого пса. Кто-то крепко взял меня за плечи и подтолкнул на середину комнаты: это был Иоганн.

— Какая встреча, — скучно заметил капитан, рассматривая меня с ног до головы, и повернулся к господину фон Альтхану. — Эта маленькая лгунья пыталась уверить меня, будто ничего не знает о сыне графа.

— Ложь — пагуба сегодняшних дней, — непонятно ответил хозяин. — Вы ведь говорили, капитан, она из дома греха. Где уж там искать честности и искренности? Хотя эта девочка не похожа на распутницу.

— О да, сама невинность. Это двуличная тварь, Густав, как всякая из них. Не сочтите за дерзость, но не понимаю, почему вы не отдали ее правосудию сразу. Разговоры такие создания принимают за слабость.

— Есть такое слово — справедливость, Антон. Она спасла мальчика.

Капитан опять уставился на меня, как будто хотел снять с меня кожу живьем, и я прижала руки к груди.

— Я думаю, она хотела денег, — наконец ответил он. — Вам, к счастью, не приходится водиться с подобным народцем. Невинная с виду девочка — воровка и убийца, торговала собой и обманывала честных людей.

— Однако вы не судья, Антон, — и господин фон Альтхан произнес длинную тираду на неведомом языке. Меня била дрожь, и я уже представила себя перед судом. Тюрьма? Клеймение? Кнут? Виселица? В ногах появилась слабость, что я чуть не упала, но Иоганн поддержал меня.

— Но я и не выношу приговора, — равнодушно ответил капитан. — Посмотрите, как она боится. Разве этот страх не свидетельствует о вине?

— Страх говорит только о страхе. Подойди ближе, девочка, но не вздумай плакать. Этим ты никого не разжалобишь.

Я послушалась его и неуверенно подошла к столу, стараясь держаться подальше от капитана. Он усмехнулся, но ничего не сказал.

— Ты – хорошая христианка? — строго спросил господин фон Альтхан. Он казался мне милосердным человеком, но милосердие его было особого толка: нужно было дать ему те ответы, которые он хотел услышать, а у меня не было сил думать.

Я пожала плечами. Капитан расчетливо пнул меня носком сапога под колено: несильно, но очень болезненно.

— Отвечай нормально!

— Антон! — укоризненно обратился к нему хозяин.

— С этой девкой иначе нельзя. Я уже убедился, как она упряма и злонамеренна, — я ненавидела его узкие волчьи глаза, и шрамы, и голос. — Ты будешь говорить? Словами?

Я кивнула и выдавила из себя тихое «Буду». Господин фон Альтхан вздохнул и продолжил допрос.

— Ты спасла мальчика. Зачем?

Мне захотелось опять пожать плечами, но я вовремя спохватилась.

— Просто…

— Тебе просто захотелось?

— Мне стало его жалко, господин…

— Громче отвечай! — вновь вмешался капитан. К моему счастью, на этот раз он не стал меня бить.

— Почему ты не отвела его к страже?

Я замешкалась, не зная, что ответить.

— Не подумала, господин…

— Ты знаешь, что случилось с девушкой в твоем доме нынче ночью?

Мне пришлось обхватить себя руками, чтобы не дрожать.

— Я слышала сегодня на кухне… Господин.

— Вы воспользовались ее убийством, чтобы обокрасть ее и сбежать?

— Я не… — мне чудилось, что он расставляет мне ловушку. — Я ничего у нее не крала.

— У кого?

— У убитой, господин.

— А ты знаешь, кто убит?

— Да…

— Это тоже говорили сегодня на кухне?

Я молчала, упрямо наклонив голову. Если сказать, что я была вчера в комнате с Аранкой, то они скажут, будто я виновата. Если сказать, что слышала утром, то легко проверить и удостоверится во лжи.

— Она лжет вам, Густав, — с досадой заметил капитан. — Я издалека вижу вранье. Все она знает: и кто убит, и как убит. Она обманула достойного человека, доктора, — я вздрогнула, — она сбежала от своей хозяйки, она лгала мне, что не знает никакого мальчишки, а в ее комнате нашли деньги, которых у этой девки быть не может… На ее одежде — кровь!

Господин фон Альтхан холодно посмотрел на меня и откинулся назад, на спинку кресла. Он взял перо со стола, повертел его в руках и достал из стопки бумаг чистый лист. Я опустила голову, потому что не знала, как оправдаться, и не хотела смотреть, как хозяин будет писать мне приговор.

— Откуда кровь, Камила? — спросил он.

Жар прилил к моим щекам. Они хотели, чтобы я призналась в своей нечистоте. Я никогда не говорила об этом даже с женщинами, а сказать об этом незнакомцам?..

— Ты была при убийстве?

Я помотала головой и шепотом призналась.

— Нет! Но я видела ее… Потом.

— Вы зря тратите время, Густав, — капитан поморщился, словно у него болел зуб. — Расспрашивать таких добром — бесполезно. Поверьте моему опыту, они говорят начистоту только после хорошей зуботычины. Ваше просветительство — для таких, как она, — значит лишь то, что вас можно легко обмануть. Отдайте ее мне.

— Мне не хочется верить, что в таком возрасте для нее уже все потеряно, — господин фон Альтхан сделал какие-то пометки на листе. — Что вы сделаете с ней?