Камила

— Пока посидит в тюрьме.

Я тупо рассматривала деревянный пол под ногами, будто превратилась в соляной столп. Они еще переговаривались о моей судьбе, все так же хладнокровно, но я уже не слушала их, словно оказалась на другом краю света. Мысли мои бродили далеко; не хотелось думать о будущем, но зато я поняла, почему госпожа пришла за мной сама. Интересно, если бы я ответила ей, что не хочу иметь дела с законом, она бы отпустила меня на волю? Я пожалела, что не догадалась сказать об этом.

Господин фон Альтхан закончил писать и запечатал письмо сургучной печатью. Он передал его капитану, и мне показалось, это моя жизнь перешла из одних рук в другие.

— Мальчика я заберу позже, — деловито сказал капитан. — Пусть пока поживет у вас. Я мог бы уже спасти его из дома греха, если б эта девка не спутала все мои планы.

Он мог бы вбить мне в грудь кол, и это было бы не так больно, чем слышать его слова. Капитан собирался спасти Якуба, а я-то мнила себя героиней! Я робко напомнила себе, что спаслась сама, но мой поступок изрядно померк, будто в темной комнате погасла свеча. Вряд ли капитан стал бы бить и мучить Якуба, если бы нашел и забрал его в день смерти хозяина. А если бы он его забрал, то, может быть, осталась бы жива Аранка, потому что не попалась бы тому белоглазому – ведь тогда бы я не просила звать ее доктора. Все так бессмысленно перепуталось, что невольно хотелось найти нужную ниточку и распустить клубок, лишь бы вернуть все назад и на этот раз сделать лучше, чем получилось.

— В нем есть что-то благородное, — заметил господин фон Альтхан. — Моя жена очень к нему привязалась.

— Немудрено. Его семья очень знатна и обещала большую награду за его находку.

Капитан встал и крепко взял меня за плечо. Пальцы у него были жесткими, и я невольно съежилась. Ясно было, что он не упустит момента, чтобы вновь поучить меня уму-разуму. Сейчас его, наверняка, останавливало только то, что он находился в приличном доме.

— Дать вам провожатого, Антон?

— Зачем? Мои люди ждут меня снаружи. Они легко справятся с девчонкой.

Они распрощались, и Иоганн отворил дверь перед нами. Служанка тут же выпрямилась и сделала вид, что смахивает пыль с вазы, стоявшей у камина. Она опять подслушивала и посмотрела на меня с таким пренебрежением, как будто я была грязью под ее ногами. Мне захотелось вцепиться ей в волосы, но я уставилась себе под ноги.

Меня вывели, точно преступницу, разве что не связали руки. У входа в дом стояла черная карета, запряженная двумя лошадьми. Кучер дремал в обнимку с кнутом, пригревшись на выглянувшем после дождя солнце, а у дверцы прохаживался длинный и тощий человек, заложив руки за спину. Сабельные ножны оттопыривали полу его камзола, и как только помощник капитана нас увидел, он вытянулся во фрунт, пожирая начальника глазами. Тот махнул ему рукой, и он послушно отворил дверцу кареты.

Капитан подвел меня ближе и отпустил меня. Изнутри пахло гнилым сеном и нечистой бычьей кожей, и от этого запаха я поняла, что стоит мне зайти внутрь — и все будет кончено. Страх толкнул меня в сердце, и неожиданно для себя я подобрала юбки и побежала прочь, словно трусливый зайчишка.

Я услышала, как капитан выругался, и сзади загремели тяжелые сапоги. Я поднырнула сквозь подстриженные кусты, оставив болтаться на сучке чепчик, и вылезла с другой стороны; меня спас мой маленький рост, преследователям же пришлось оббегать аллею.

Бежала я наугад, не оглядываясь, главное — не к воротам, там меня наверняка уже ждали. Деревья и кусты казались мне спасением; капитан бы догнал меня на обычной дороге. Издалека слышались голоса: похоже, всех слуг подняли ловить меня, но я упрямо бежала вперед.

Ветка чуть не выколола мне глаз, и я невольно обрадовалась, когда выбежала на подстриженную лужайку, где на земле сидела служанка и штопала чулок. Рядом с ней вертелся Якуб — вымытый и приодетый. Он замер и открыл рот, когда увидел меня, но мне не хватало дыхания, чтобы сказать хоть что-то. Служанка громко завопила от неожиданности и швырнула в меня клубком, и я опять пустилась в бегство. Медлить я не могла, погоня была совсем близко.

Не помню, сколько длилось преследование, и каким чудом мне удалось ускользнуть от капитана. Я бежала так, что у меня потемнело в глазах и закружилась голова; в конце концов, я споткнулась о выступающий из земли корень и свалилась, уткнувшись носом в болотный мох. Одежда на мне порвалась, и я прокляла ее: обрывки были следом для капитана, он мог идти за мной, не торопясь и не тратя силы.

Золотистый жук прополз по кусту черники прямо перед моими глазами, покачался на листе и нахально перелетел на мой исцарапанный лоб, растопырив прозрачные крылья. У меня не хватало сил поднять руку, чтобы согнать его, и я поморщилась. Сердце билось где-то у горла, и мне казалось, что между ног стало горячей и мокрей. Лежать на земле было холодно, как в постели, которую не согреть; сосновые иголки кололись, томила жажда, ушибы и царапины болели, но бежать больше не было сил, и я никак не могла отдышаться.