Камила

— Погоди, — Иштван чмокнул Марихен в нос и неохотно вылез из-под одеяла. — Так у тебя ничего не выйдет.

Он подошел ко мне, бесцеремонно повернул лицом к сонной девице и в два счета справился с лентой.

— А мальчишкой твоей сестре быть лучше, — хихикнула девица, сонно щурясь от утреннего света, падавшего из окна. Я вспыхнула, но промолчала.

— Но-но, — шутливо укорил ее Иштван и нахлобучил мне на глаза старую шляпу с оторванной кокардой. — Она вырастет и станет красавицей хоть куда; это возраст такой, лягушачий. Я уже присмотрел большую палку, чтобы отбиваться от женихов, которые будут просить ее руки.

При словах о женитьбе девица тяжело вздохнула и отвернулась. Я злорадно подумала, что Иштван на ней все-таки не женится, но он подошел к ней и поцеловал ее в губы, и мое злорадство тут же улетучилось, а ее грусть исчезла.

— Мне надо сходить кой-куда, — спокойно заметил Иштван и мягко, но настойчиво снял ее руки со своих плеч. — Я недолго, на час, два. После обеда сегодня выходим в путь, Камила.

— В путь? — голос у Марихен вновь упал. — Но ты ведь только недавно говорил, что останешься здесь до осени.

— Недавно я и о сестре не думал. Не могу же я отправить ее с глаз долой и оставить на произвол судьбы?

По ее лицу было ясно, что она только об этом и мечтает, но вслух она ничего не сказала.

— Осенью я вернусь, — Иштван уже стоял у двери и застегивал свои туфли, всю ночь проветривавшиеся на окне. — Если ты меня не забудешь, тогда и поговорим.

— Ненавижу тебя!

— А ночью совсем другое твердила.

Марихен не нашлась, что ответить, и он благополучно скрылся за дверью. Я взглянула на девицу и заметила, что та беззвучно плачет. Слезы катились у нее по щекам, собирались на подбородке, и сейчас от ее красоты ничего не осталось: лицо сморщилось и покраснело, как у новорожденного. Мне почему-то стало ее жаль, хотя я вовсе ее не любила, и она мне даже не нравилась; я подошла к ней и сочувственно дотронулась до ее локтя.

— Ненавижу его, — жалобно повторила она. — Что ему стоит остаться?

— Он как ветер, — тихонько ответила я. — Никто его не удержит.

Она хлюпнула носом.

— А я уговорила отца, чтобы он разрешил мне выйти за него! Отец даже отдаст нам половину от кабака, чтобы нам было на что жить. А твой брат!.. Ему словно плевать на деньги.

Я не могла представить себе Иштвана толстым владельцем кабака и невольно заулыбалась.

— Он хороший, — твердо сказала я.

— Это для тебя он хороший. Ты ж его сестра, он с тобой всегда будет рядом. И что тебе до всех его девок? Он даже ни разу не сказал мне, что любит... — она еще горше заплакала.

Я погладила ее по голове, и она не отстранилась, словно я была ее старше, а не наоборот. Я гадала, как они познакомились, и сколько действительно было у Иштвана девок, и думать об этом было мучительно, как лизать мерзлое железо, но и не думать об этом я не могла.

— А ты ему отомсти, влюбись в кого-нибудь другого, — посоветовала я, и она взглянула на меня, как на умалишенную.

— Я не могу, — дрожащим голосом ответила она. — Вижу его и не могу… Может, ты уговоришь его остаться со мной?

Я неопределенно пожала плечами, и она глубоко вздохнула.

К возвращению Иштвана Марихен успокоилась и накрасилась, чтобы он не заметил, что она плакала. Мы успели позавтракать молоком, хлебом и остатками вчерашних жареных голубей, и, когда он вошел в дверь, я макала корку хлеба в молоко, чтобы положить ее за щеку: можно было посасывать ее и воображать, что это леденец.

— Гляди, кого я принес тебе, сестренка, — Иштван спустил на землю черный и лохматый комок, бешено виляющий хвостом, и я чуть не подавилась от неожиданности. Он бросился ко мне и облизал мои пальцы, мокрые от молока, а затем обманом утащил у меня с тарелки оставшуюся корку. — Добрый будет пес.

Я потрепала дворняжку по голове, и из-под свалявшейся шерсти на меня взглянули умные карие глаза. Песик бил хвостом по полу так усердно, что мне казалось, будто он хотел проломить деревянный пол.

— Зачем вам собака? — Марихен не смотрела на Иштвана, но все-таки позволила ему поцеловать себя в щеку.

— Подзаработать, - Иштван сел рядом с ней и взял из ее пальцев кувшин с недопитым молоком. — Его можно выдрессировать ходить на задних лапах, выполнять приказы и давать представления по дороге. Давно хотел сделать номер - солдат Ее Императорского Величества. Только вообразите: научить его ходить, вытягивая лапы, как это делают солдаты, при команде «На плечо» — он будет дрожать, а при слове «Огонь» — притворяться мертвым…

Он выпил молока прямо из кувшина и вытер ладонью белые усы.

— Тебя же повесят за такое кощунство! — Марихен глядела на него с отчаянием, хотя мне идея показалась смешной и забавной. — Почему ты не хочешь заняться достойным делом? Тебе не нужно будет бояться ни вербовщиков, ни разбойников!..

— Потому что не хочу, Марихен. Гляди, Камила, ты ему понравилась!

Щенок лизал мне щеку, пока я чесала ему спинку и живот. У него были блохи, и я решила, что надо будет как следует его вымыть, прежде чем мы пустимся в дорогу.