Камни говорят

Поясницу отвязали от стойла, а потом вывели из хлева, с мощеной дорожки в огород. Корова поприветствовала быка многозначительными звуками, тот ответил ей низким мычанием, а потом страстным ревом, в котором, впрочем, не было слышно глубоких любовных ноток. И вот Поясница была поставлена в нужную позу задом к дорожке. Мужчина держал недоуздок или что-то на него похожее, закрепленное на голове коровы, а другой мужчина стоял рядом с ней, выполняя роль помощника; ареной действий быка была дорожка. Если бык не был достаточно высоким, перед ним клали кучу седельных подкладок. Мы, дети, толпились поблизости: всем хотелось увидеть представление. Некоторые стояли с восточной стороны, на тропинке, другие – с западной, так, чтобы не загораживать друг другу зрелище.

Хорошо помню, как в Хали как-то раз привели быка; я расположился на дорожке. Поясница вела себя, как обычно, прилично и не обращала внимания на пристальные взоры зрителей, сосредоточившись на процессе получения удовольствия, да и быку тоже было все равно. Долго ждать представления приходилось редко. Бык, как правило, быстро понимал, для чего его привели на эту незнакомую дорожку. Он умело поднимался вверх, правда, немного неуверенно, но его детородный орган хорошо стоял. Поясница начинала испытывать удовольствие. Мы смотрели. Иногда бык заканчивал свое дело за один подход. Это было не очень интересно. Порой он делал несколько заходов, пока не наступал финал. Тогда было веселее. Но интереснее всего было, когда у быка не очень получалось. Помощник начинал гладить его по животу, и член быка снова вставал. Мы смотрели, не отрываясь, хорошо понимая, что происходит. Нам не нужно было рассказывать, что детей с небес приносит аист. Когда спаривалась Поясница, поглаживания были излишни, потому что это была красивая корова. Однако с ней все продолжалось очень недолго. Мы и опомниться не успевали, как процесс заканчивался, орган быка слабел, и жизнь опять возвращалась в обыденное русло. Помощник пощипывал корову по обе стороны от позвоночника, и она начинала изгибать нижнюю часть спины. Вполне вероятно, что она забеременеет. Иногда помощник наносил два-три удара по спине коровы, возможно, приговаривая: «Теленок в корову, подобру-поздорову!» А Бьёдн из Рейниведлира в таких случаях говорил: «Ну вот, теленок в корову, подобру-поздорову, четыре года за трешку!» Бьёдн также часто любил слегка поглаживать коров веткой по заднице, если ему начинало казаться, что те игнорировали время прилива. Бьёдн обладал магическими способностями, как и его брат Сигюрдюр в Грайн-Таунги.

Потом Поясницу вели в стойло, а быка в Брейдабольсстадюр – обходились без взаимных прощаний. И бык, и Поясница молчали. Бык уносился прочь, словно желая как можно скорее скрыться с глаз. И вот опять в бадстове в Хали начиналась спокойная пора. Эта короткая, бесчувственная вспышка любви между быком и коровой казалась мне просто спортом, я никогда не чувствовал в ней никакой страсти.

Гораздо интереснее была жизнь собак, лошадей, кошек и овец. Переехав в Рейкьявик, я понял, что она больше походила на жизнь людей.

Старик Песик принадлежал всем обитателям бадстовы. Ночами он спал над фасадной стеной бадстовы рядом с окном, а в ненастную погоду ему разрешалось находиться в теплом коридоре. Это был умный пес, веселый и наверняка ясновидящий. Я всегда его любил и хотел бы повстречаться с ним на том свете.

Из всех живых существ, обитающих в нашем доме, Песик больше всех интересовал меня. Он прекрасно видел в темноте. Иногда вечером он вскакивал и принимался громко лаять. В чем дело? Кто-то идет? Я кидался к окну и выглядывал наружу, но никого не видел и испытывал горькое разочарование, когда становилось понятно, что гостей не будет. Всегда было интересно, когда к нам кто-то приходил. Гости делились новостями, а иногда рассказывали всякие истории; наблюдать за пришедшими было одно удовольствие. При том, что гости отличались от жителей Хали, смотреть на них в упор запрещалось, и моя мать зорко следила за соблюдением правил поведения, строго наказывая мне не глазеть на гостей. Это было излишним: я обладаю врожденным чувством такта и всегда веду себя очень естественно. Хотя теперь я сожалею, что мало рассматривал гостей, разве что сбоку, издали, и не очень хорошо помню, как они выглядели. Но слушал я их очень внимательно. Если гости задерживались, их хорошо кормили, и мать иногда давала мне доесть остатки еды со стола. Это делало визиты гостей в моих глазах еще более привлекательными.