Камни вместо сердец

— А как вы познакомились с ним, сэр? — с любопытством спросил Сэдлер.

— Имел несчастье нанять его в экономы.

Герольд улыбнулся, обнажив бурые пеньки зубов:

— Тогда следите за своим серебром, сэр. A когда вернетесь домой, спросите его, что он сделал с деньгами нашей роты, после того как дезертировал с ними.

— Так он дезертир? А мне наплел, что сражался при Флоддене и убил шотландского короля!

Джон расхохотался.

— И вы поверили ему? — спросил он с насмешкой в голосе.

— Ни на секунду. И я давно выставил бы его, этого лживого и ленивого пьяницу, но мне жаль его дочь, которую он привел с собой.

Сэдлер прищурил глаза:

— Дочь? И сколько же ей лет?

— Примерно двадцать пять, я бы сказал. Высокая блондинка. Зовут Джозефиной.

Мой собеседник снова расхохотался:

— Она и есть! Наш старинный талисман.

— Что-что?

Джон откинулся назад, сложив руки на плоском животе:

— Позвольте мне рассказать о Вильяме Пайле. Как и я сам, он родом из Норфолка. В тринадцатом году нас обоих забрали в армию воевать с шотландцами. Тогда нам обоим было по двадцать лет. Вильям действительно был при Флоддене, но, в отличие от меня, он не стоял на равнине, когда шотландские копейщики бросились на нас с горы. Его отец был старшиной в поместье и добыл для него работу в обозе. И в тот день, как всегда, он пасся в глубоком тылу… Убил шотландского короля… этакая задница! — Он холодно улыбнулся. — И это еще только начало. После войны тринадцатого года, которая научила нас класть хрен на все, как делает всякая затеянная королем война, мы оба остались в армии. Иногда находились в гарнизоне Бервика, иногда в Кале. По большей части, сплошная скука, никаких сражений. Впрочем, это вполне устраивало Вильяма, который любил проводить дни за выпивкой и игрой в кости.

— Итак, вы знали Колдайрона — то есть Пайла — достаточно хорошо? — уточнил я.

— Конечно. Никогда не симпатизировал старому говнюку, однако всегда удивлялся тому, как он обстряпывает свои делишки. Мы прослужили вместе много лет. Меня произвели в герольды, а Вильям так и оставался армейским писарем, не имея других амбиций, кроме как отщипнуть свой кусочек от солдатских рационов и сплутовать в карты. А жениться он не имел никакой возможности при такой физиономии. Позвольте спросить — он говорил вам, что получил свои раны при Флоддене?

— Именно так.

Сэдлер едко усмехнулся:

— А вот как оно получилось на самом деле. Однажды вечером, в замке Карнарвон, Вильям играл в карты. Среди нас был один рослый девонширец, шести футов ростом, буйный во хмелю… В ту ночь все они упились, иначе Вильям передергивал бы осторожнее. Когда девонширец понял, что его надули на соверен, он встал, схватил свой клинок и полоснул шулера по лицу. — Джон снова хохотнул. — Клянусь гвоздями распятия, кровищи-то было! Мы уж думали, он помрет, однако такого жилистого гада, как Вильям, убить трудно. Он поправился и через два года отправился с нами воевать во Францию.

— Помню эту войну. Тогда я уже был студентом.

— Кампания двадцать третьего года представляла собой жалкое зрелище. Солдаты занимались грабежом в окрестностях Кале, да еще сожгли несколько деревень. — Герольд опять усмехнулся. — Да гоняли французских баб по полям — с визгом и подолами, задранными выше их французских задниц.

Сэдлер посмотрел на меня, наслаждаясь моей недовольной физиономией, и продолжил рассказывать:

— Была там одна деревня, все жители которой разбежались, как кролики, едва мы появились на дороге. Мы отправились по домам, чтобы посмотреть, что можно забрать из домов, прежде чем мы сожжем их. И не смотрите на меня такими глазами, мастер: трофеи, отобранные у местных жителей, приносят на войне единственный доход солдатам. Если французы высадятся здесь, они тоже не побрезгуют грабежом. В любом случае, в той навозной куче брать было нечего, кроме нескольких свиней и кур. Мы уже поджигали дома, когда из одного из них выбежала маленькая девочка, рыдавшая во все горло. Ей было года три, и ее попросту забыли. Однако иногда размягчается и солдатское сердце. — Герольд пожал плечами. — И поэтому мы взяли ее с собой в Кале. О девочке заботилась вся рота, мы делились с ней пропитанием. Она была вполне счастлива, и мы сшили ей платьице цветов нашей роты и шляпку с крестом Святого Георгия. — Он отпил пива и усмехнулся. — Видели бы вы эту девчонку, когда она бегала по казарме, размахивая маленьким деревянным мечом, который мы вырезали для нее! Как я уже сказал — она была нашим талисманом.

Ликон взирал на Сэдлера пустыми глазами. Я тоже постарался преодолеть неприязнь к этому человеку. Он же продолжал: