Это и правда была падучая: я видел эту болезнь в Лондоне. Жуткая хворь эта вдруг, словно гром среди ясного неба, могла поразить людей, всю свою жизнь кажущихся нормальными, могла внезапно бросить их дергающимися на землю. Некоторые считали ее разновидностью безумия, другие — одержимостью злыми духами.
Опустившись на колени, Абигайль попыталась успокоить бившие сына судороги.
— Амброуз, помогите мне, ради бога! — воскликнула она. — Он же прикусит язык!
Итак, этот припадок не первый, подумал я.
Отстегнув кинжал от пояса, Фальстоу просунул кожаные ножны между зубами Дэвида, губы которого теперь покрывала белая пена. Дирик глядел на происходящее с удивлением, а Хоббей-старший смотрел то на сына, то на толпу, а потом вдруг выкрикнул голосом, полным ярости и муки:
— Ну что, видели? А теперь, ради бога, ступайте, оставьте нас!
Возле него бесстрастно смотрел на корчившегося Дэвида Хью. Без жалости, без капли сострадания.
Селяне не двигались. Какая-то женщина произнесла:
— А помните того плотника, что явился к нам жить… у него тоже была падучая!
— Так мы же выгнали его и камнями вслед забросали!
Сэр Люк Корембек, наконец, шевельнулся.
— Разойдитесь все, приказываю! — раздался его голос.
Люди начали расходиться, поглядывая на Дэвида со страхом и презрением. Успокоившись, он немного полежал, а затем со стоном сел, посмотрев на мать.
— Голова болит, — проговорил он и зарыдал.
К нему подошел Николас.
— У тебя был приступ, — мягко проговорил он. — Теперь все в порядке, все хорошо.
— И все видели это? — с ужасом в голосе спросил юноша. По лицу его текли слезы, и он возбужденно озирался. Старший Хоббей и Фальстоу помогли ему подняться на ноги. Николас схватил сына за руку.
— Мне очень жаль, Дэвид, — проговорил он прежним тоном. — Я всегда боялся, что однажды это случится. Твой припадок вызвал Эттис вместе со своими людьми.
После этого он повернулся к сэру Люку:
— Благодарю вас, сэр, за то, что вы разогнали толпу. — В этот миг меня невольно восхитило внутреннее достоинство Хоббея. Сглотнув, он продолжил: — Увы, как вы только что видели, мой сын страдает падучей. Припадки случаются редко, и после недолгого отдыха он снова придет в себя.
— Причиной несчастья стал Эттис и его мужланы, — проговорил судья. — Иисусе, вот времечко: йомен возражает джентльмену!
Мы следовали за семейством по сельским дорогам. Фальстоу и Хью поддерживали с двух сторон Дэвида. Я понимал, что семья претерпела серьезный удар: отныне дворяне и сельские жители будут считать младшего Хоббея порченым. Я жестом велел Бараку отстать от остальных.
— Что скажешь? — спросил он, когда наши спутники ушли достаточно далеко вперед.
— Думаю, что они много лет это скрывали, — вздохнул я. — Дирик об этом не знал — он явно был изумлен. Милостивый боже, трудно представить себе ситуацию, более невыгодную для Хоббеев… У всех на виду! При всей своей тупости Дэвид Хоббей не заслуживал этого. Кстати, мне кажется, что в исчезновении Фиверйира кроется много больше, чем поведал мне Дирик, когда я рассказал ему о том, что видел из окна прошлым вечером… Его клерк бежал так, словно за ним гнался сам дьявол. И потом, сам Дирик сегодня явно чем-то очень озабочен.
— Возможно, у Дэвида приступ был и вчера.
— Нет. Он стоял возле валов стрельбища рядом с Хью. Что бы там ни случилось, Фиверйир бежал, чтобы сообщить об этом Дирику. A теперь его нет с нами.
— А когда Абигайль кричала после смерти Ламкина, что ты не видишь того, что перед твоими глазами… она не могла иметь в виду Дэвида?
Я покачал головой:
— Нет. Она явно подразумевала что-то другое. Из всех людей она в последнюю очередь стала бы привлекать внимание к состоянию своего ребенка.
Я посмотрел на группу, шедшую впереди нас: Абигайль держалась позади своего сына.
— Каморка Фиверйира находилась возле твоей. Ты слышал, как он ушел? — спросил я.
— Слышал, как на самом рассвете за ним захлопнулась дверь, а затем его частые мелкие шаги. Я подумал, что он пошел на раннюю службу.
— Так что же заставило его бежать подобным образом, хотелось бы знать? — Я понимал, что исчезновение Сэма играет существенную роль в происходящем… но вот какую именно?
Глава 30
Лес ранним утром пребывал в восхитительном покое. Птицы сладко распевали в ветвях, белка следила за мной с ветви бука, и ее пушистый рыжий хвост подчеркивал зелень листвы. Я сидел на поваленном стволе посреди небольшой лужайки возле дуба, радуясь просторному жилету и рубашке, которые надел для охоты. Из-за спины до меня доносились голоса завтракавших за деревьями гостей, в то время как ровный шелест ветвей в недрах парка указывал на то, что мастер Эйвери вместе со своими людьми выслеживает оленя. Однако мне следовало отстраниться от них, уйти как можно дальше, хотя бы на минуту-другую. Скоро по охотничьему парку прокатится конная буря…
Я же пока размышлял о событиях предыдущего дня.