Камни вместо сердец

— В поданном им иске это не сказано. Но слушание состоится уже в понедельник. Я намереваюсь представлять на нем интересы его матери. И мне нужны свидетели, знающие обстоятельства этой опеки, сэр. Нужны срочно.

Собравшись с мыслями, викарий посмотрел мне прямо в глаза:

— Я знал, что опека эта весьма сомнительна. Джон и Рут Кертис много лет были моими прихожанами. Когда началась церковная реформа, они поддержали меня в стремлении порвать с прежними обычаями. Они были моими надежными последователями. Я видел, как рождались их дети, крестил их, видел, как процветала эта семья. A затем похоронил Джона и Рут.

Лицо его исказили нахлынувшие воспоминания.

— У них были родственники? — поинтересовался я.

Бротон сложил руки на коленях:

— Они приехали в Лондон из Ланкастера. Подобно многим молодым людям, Джон явился сюда искать удачу. Со временем умерли и их родители. А потом чума забрала Джона и Рут, и на севере оставалась в живых только старая тетушка Рут, о которой она иногда упоминала и с которой переписывалась. Когда Майкл явился ко мне, встревоженный интересом Хоббея к опеке над детьми, я предложил ему найти ее письма и адрес, чтобы я мог написать ответ. Сэр, — вдруг взволнованно проговорил он, — а как умер Майкл?

— В заключении коронера причиной называлось самоубийство. Обстоятельства, обнаруженные в Хэмпшире, вывели его разум из равновесия, — осторожно ответил я.

— Ох ты, боже мой! — Священник приложил руки к голове.

— Мне очень жаль, сэр. Но прошу вас, расскажите мне все, что вы знаете об этой опеке. И о тетушке…

— Майкл вернулся с ее адресом. По его словам, в это самое время Николас Хоббей уже забирал бумаги и конторские книги. Кафхилл попытался возражать, однако Хоббей только отмахнулся от него как от лица, не имеющего официального положения.

— Похоже, что вы достаточно хорошо знали Майкла.

Бротон вздохнул и покачал головой:

— Майкл со своей семьей каждое воскресенье приходил в церковь. Впрочем, нет, мне никогда не казалось, что я по-настоящему знаю его. Как и что он полностью доверяет мне. Я даже подумывал, не тайный ли он папист, но думаю, что это не так. Впрочем, его что-то тревожило. Но этих двоих детей он любил и делал все возможное, чтобы помочь им. Он улыбнулся и добавил: — Ради этого мы с ним устроили настоящий заговор.

— Мать Майкла говорила мне, что Хью и Эмма Кертис были дружны.

— Да. Серьезные, добродетельные дети. — Викарий качнул головой, и его длинная борода дрогнула. — Я написал письмо их тете, оплатил быстрого гонца. Дело было уже через три недели после смерти Джона и Рут. Мы с Майклом подозревали, что Хоббей добивается контроля над землями их детей, но не ожидали, что он добьется своей цели настолько быстро.

— Обычно такие дела движутся неторопливо.

— Я каждый день ожидал ответа с севера, однако вам известно, как долго идут вести из этих диких мест. Прошло две недели, затем три… Майкл снова побывал у меня и сказал, что Хоббей постоянно присутствует в доме Кертисов. Как и его адвокат.

— Винсент Дирик.

— Да, так его и звали. Майкл говорил мне, что дети испуганы. Он умолял меня отправиться к Хоббею и поговорить с ним. Так я и поступил, сходил в его дом на Башмачной. — Бротон нахмурился. — Этот тип принял меня в гостиной… он смотрел на меня с наглой надменностью человека, который поклоняется мамоне, а не Богу. Я сказал ему, что написал письмо тетке детей. Однако мастер Николас лишь прохладным тоном спросил, каким образом сия старая женщина преодолеет две сотни миль ради того, чтобы воспитывать двоих подростков. И добавил, что, являясь лучшим другом семейства и соседом по владениям в Хэмпшире, он приглядит за тем, чтобы с Хью и Эммой обращались по справедливости. И тут явилась его жена. Абигайль Хоббей.

На лице нашего собеседника проступил настоящий гнев.

— Матушка Кафхилл упоминала ее. По ее словам, Майкл считал ее чуточку полоумной, — вставил я.

— Она явилась в слезах и с визгом. Ворвалась в гостиную, пока у нас шел разговор с ее мужем, завопила, что я-де болтун и смутьян, явившийся обвинять ее мужа, всего лишь желавшего помочь двоим осиротевшим детям.

— Но вы ни в чем не обвиняли его?

— Нет, но именно тогда, когда эта женщина начала кричать на меня… именно тогда я начал подлинно опасаться за обоих детей.

— Но как отреагировал на выходку жены сам Николас Хоббей? — спросил я с любопытством.

— С досадой. Поднял руку, сказал: «Утихомирься, моя дорогая» или нечто в этом же роде. Она замолкла, но осталась стоять на месте, обратив на меня яростный взор. Тут Хоббей предложил мне отправляться восвояси, объяснив это тем, что я, мол, расстроил его жену. Совершенно лишенное женственности создание! И еще он едко добавил, что просит меня известить его в том случае, если я получу ответ от тети детей, хотя сам Николас уже отправил прошение в Сиротский суд.

— И тетя вам ответила?

— По прошествии двух недель я получил из Ланкастера письмо от ее викария, в котором было сказано, что она умерла год назад.

— Полагаю, что мастеру Хоббею уже было известно об этом.