Барак достал из папки и передал мне бумагу, написанную его неровным почерком и подписанную викарием. Пока я читал, он хмуро смотрел на меня. Бротон повторил то, что рассказал нам о семействе Кертисов, смерти родителей и скорой опеке Николаса Хоббея, его собственных и Майкла заботах о Хью и Эмме и враждебном отношении к ним обоим Хоббея. Я поднял глаза на помощника.
— Как я вижу, ничего нового?
— Да. Он говорит, что больше ничего не помнит. Я спросил его, не могут ли знать какие-нибудь подробности соседи Кертисов, однако он усомнился в этом. Семейство, по его словам, держалось замкнуто, как и подобает благочестивым людям.
На окно легла мимолетная тень, и я поглядел наружу: мимо прошла Бесс Кафхилл. Лицо ее оставалось бледным под лучами солнца — белее пергамента, белее собственного чепца. Она снова была в черном платье, хотя предписанное время траура уже закончилось.
— Сходи и встреть ее, — сказал я Джеку. — Скажи, что мне повредили шею при попытке ограбления. Но аккуратно. Последнее, что она хотела бы видеть, — это человека с посиневшей шеей.
Мой товарищ вышел из комнаты, a я снова туго затянул завязки рубашки, прежде чем взять со стола заготовку показаний, которые приготовил для Бесс. Барак ввел ее в комнату, и она села возле противоположного края моего стола. Посмотрев на мою шею, пожилая дама чуть поежилась и потупила взгляд, уставившись на собственные дрожащие пальцы. Но потом она снова посмотрела на меня, уже со спокойствием на лице.
— Спасибо, что вы пришли, Бесс. — Я постарался говорить как можно громче.
— Ради Майкла, сэр.
— Я подготовил ваши показания в соответствии с тем, что вы рассказали мне в Хэмптон-корте. Если разрешите, я зачитаю их. Мы можем внести любые необходимые исправления и посмотреть, можно ли что-либо добавить.
— Я готова, — негромко произнесла мистрис Кафхилл.
Мы вновь повторили рассказанную ею повесть. Бесс энергично закивала, когда я прочел о том, насколько близки были Майкл и оба ребенка, и бросила короткое и энергичное «да», услышав о попытках ее сына воспротивиться стремлению Хоббея немедленно взять в свои руки все дела семьи. После прочтения она уверенно кивнула:
— Именно так, сэр, такова моя повесть. Спасибо. Я никогда не сумела бы так хорошо сочетать слова.
Я улыбнулся:
— Меня этому учили, Бесс. Однако запомните, что все рассказанное вам Майклом является просто показанием с чужих слов. Таковые дозволены в случае, если речь идет о покойнике, но не обладают статусом показаний непосредственного свидетеля. И барристер мастера Хоббея может задавать вам вопросы по этому поводу.
— Понимаю, — сказала моя посетительница уверенным тоном. — А сам Николас Хоббей будет присутствовать?
— Этого я не знаю.
— Я готова встретиться с обоими лицом к лицу.
— Мы побеседовали с викарием Бротоном, оказавшим нам помощь. Он будет присутствовать на слушании в понедельник. Однако он может подтвердить только то, что они с Майклом пытались не допустить этой опеки. Но, может быть, я о чем-то забыл? Или вы способны еще кое-что рассказать о детях?
Бесс печально качнула головой:
— Только разные мелкие и незначительные эпизоды.
— Надо думать, они находились дома под женским присмотром до тех пор, пока не пришла пора учиться?
— Да. Джон и Рут Кертисы слишком затянули с началом учения своих детей. Майкл считал, что они слишком любили их и не хотели разделять.
— А вы сами встречались с Хью и Эммой?
— Да. Однажды сын привел их в гости ко мне, а я сама много раз посещала его в доме Кертисов и неоднократно видела их. Мастер и мистрис Кертис обращались со мной самым вежливым образом, как если бы я была благородной. Помню, как Хью и Эмма пришли в комнату Майкла, чтобы повидаться со мной. Они смеялись, потому что Хью где-то подхватил гнид, и его постригли наголо. Сестра осмеивала бритую макушку брата и называла его маленьким старичком. Я сказала Эмме: «Цыц, не надо издеваться над братом!», однако Хью рассмеялся и сказал, что раз уж он мужчина, у него хватит сил отшлепать нахальную сестрицу. А потом они с писком и визгом гонялись друг за другом по комнате.
Она сделала паузу и покачала головой:
— Как сейчас вижу их… волосы бедной девочки развеваются за ее спиной, а мы с Майклом радуемся их веселью.
— Мистрис, — аккуратно спросил я, — как, по-вашему, почему ваш сын, в конце концов, ушел из дома?
— Думаю, потому что… — неловко шевельнулись ее губы. — Одним словом, из-за меня. — Опустив голову, она тихо проговорила: — Кроме Майкла, у меня никого и ничего не было. Его отец умер, когда ребенку едва исполнилось три года, и я воспитывала его сама. В доме лорда и леди Латимер на Чартерхаус-сквер. Получилось так, что леди Латимер очень заинтересовалась моим сыном, который любил учиться так же, как и она сама, и потому поощряла его. Ей также известно, какой это был мягкосердечный мальчик. Слишком уж добрый, наверное…