Камни вместо сердец

— На мой взгляд, достаточное для того, чтобы суд мог посчитать его необходимым для дополнительного расследования. Вспомните девиз Суда по делам опеки. «Помощник опекаемым, сиротам и вдовам».

Дирик поднял брови:

— И из чего, сэр, составится это расследование? Из показаний?

— Возможно.

— И кого же мы пошлем получать их? В такую даль, в Хэмпшир! И за какие деньги? Так можно разорить любую бывшую служанку. — Голос Винеснта гневно возвысился. Он нахмурился, словно бы снова овладевая собой… или стараясь произвести подобное впечатление. И тут меня осенило: все, что этот человек говорил и делал вместе со своим помощником, было представлением! Впрочем, весьма искусным.

— На поездку уйдет несколько дней, — сказал я. — Платить придется вашему клиенту, если он проиграет. Но вы считаете, что этого не случится. A моя клиентка имеет собственный дом.

— Должно быть, так она называет какую-нибудь хибару около Боен?

— Не следует порочить чужого клиента, брат мой, — строгим тоном проговорил я. Дирик склонил голову, и я повторил: — Не надо этого делать, брат. — Мне было больно говорить, поскольку я перенапряг горло, так что я сделал паузу, а потом продолжил: — Однако я не вижу никаких показаний вашего клиента. Мастер Хоббей сейчас находится в Лондоне?

— Нет, брат Шардлейк. Мастер Хоббей — джентльмен, и у него много дел в Хэмпшире. Кроме того, ему не о чем давать показания… нет никаких обвинений, достойных его ответа.

— Там, где речь идет о ребенке, проверки достойны любые подозрения.

«Итак, Хоббея нет в Лондоне, — подумал я. — И он не мог приказать этим людям напасть на меня».

— О ребенке! — воскликнул мой оппонент. — Хью Кертису уже восемнадцать лет. Сильный и крепкий парень: я видел его, когда посещал своего клиента по делам. И вполне ухоженный, должен добавить.

— Но по-прежнему несовершеннолетний. И находящийся во власти и под контролем… — Болезненный спазм сдавил мне горло и заставил меня умолкнуть. Охнув, я прижал руки к шее.

— Вот видишь, Сэм, — обратился Дирик к Фиверйиру. — У брата Шардлейка слова застревают в горле.

Кляня себя за слабость, я ожег коллегу яростным взором. И внезапно заметил в его глазах гнев, даже ярость, под стать моей собственной. Итак, это не спектакль…

— Понимаю, что ответить вам особо нечем, сержант Шардлейк, — продолжил Винсент. — Но благодарю за полученные показания, хотя они и представлены с опозданием, и я не премину упомянуть об этом в понедельник…

— Насколько я понимаю, владение мастера Кертиса, в основном, занимают леса.

— С ними обращаются должным образом. Вы видели бумаги.

— Но не видел счетов.

— Они хранятся у феодария в Хэмпшире. Возможно, вы не знакомы с практикой Опекунского суда, брат, однако так здесь принято.

— А скажите, брат Дирик, планируется ли брак Хью Кертиса?

— Нет. — Мой собеседник склонил голову и улыбнулся. — Расследовать здесь и вправду нечего, брат Шардлейк.

— Обвинение должно быть рассмотрено, и, думаю, суд согласится со мной. — Слова выходили из моего горла с хрипом и свистом.

Винсент встал:

— Надеюсь, ваше горло поправится к понедельнику.

— Поправится, брат.

Я поднялся и направился к выходу. Обращенный ко мне взгляд Дирика был холоден, словно камень. Потом я посмотрел в сторону Фиверйира. И впервые заметил, что тот улыбается, но только не мне, а своему мастеру. Улыбается с чистым восхищением.

Глава 9

Следующим утром я вновь шагал через центральный двор Хэмптон-корта. Было воскресенье, ясный и зябкий день — последний перед слушанием. В тот день вокруг царила тишина: я заметил лишь нескольких клерков, а придворных не было и в помине.

Письмо от Уорнера ожидало меня дома, когда я вернулся туда после встречи с Дириком. Колдайрон стоял наготове с ним в коридоре, крутя в руках толстую белую бумагу и рассматривая то выведенный превосходным почерком адрес на одной стороне письма, то печать королевы с другой стороны. Эконом передал мне послание с непривычным для него почтением, к которому примешивалось болезненное любопытство. Я немедленно отпустил слугу и вскрыл письмо: меня приглашали завтрашним утром вновь посетить королеву.

Мне было указано явиться в кабинет Уорнера, и, вновь поднимаясь по спиральным ступеням, я прятал свои синяки. Комнату барристера только что усыпали свежим тростником, и аромат его одолевал запах пыли и бумаги.

— A, брат Шардлейк! — проговорил он. — Сегодня опять холодно. Что за лето!

— По пути сюда я заметил, что градом побило много пшеницы.

— На севере дела еще хуже. A в проливе бушуют сильные ветра́. По милости Господней «Грейт-Гарри» и «Мэри-Роз» благополучно прибыли в портсмутскую гавань. — Роберт пристально посмотрел на меня. — Я показал ваше письмо королеве. Нападение на вас встревожило ее так же, как и меня самого. Надеюсь, вам лучше?

— Лучше, благодарю вас.

— Ее величество хочет немедленно видеть вас. — Открыв боковую дверь, Уорнер позвал молодого клерка. — Сержант Шардлейк уже здесь. Ступай, извести королеву. Сейчас она должна выходить из капеллы.