Камора

Где ваш перстень? Вы что, не защищаетесь от Радужного Пара?.. Знаете, подружитесь с этим сахарным. Ходите на проповеди, смотритесь в него с детской преданностью, как в зеркало, улыбайтесь, войдите в доверие. Вам он поверит. Глядишь, рецепт его зелья узнаете… Идите прямо сейчас, с глаз долой. И перстень найдите. Хотя, может и не надо…

Когда собрание закончилось и все разошлись, Рубежный погрузился в состояние, которое обычно называют депрессией. Рубежный не понимал, что такое депрессия. Для него это было время отдыха. Время, когда не думаешь ни о чем. Он даже собственное тело не ощущал. Будто его нет. Ни тела, ни мыслей. Ни сон, ни бодрствование. Сознание, как топкая трясина. Только медленное, ритмичное покачивание, как у плохого поэта. Состояние: “Непонятно зачем, почему, отчего…”. Казалось, даже электроны застыли на своих орбитах. В таком состоянии у него даже бывали откровения: Я, когда что-нибудь потрясающее вижу, потрясающую вещь могу придумать. Чего и не знал никогда. Даже не видел, а только слышал. Давно. И всегда в точку.

В такую “заморозку” Рубежный погружался всегда после бурного собрания, дискуссии, интеллектуальных или эмоциональных всплесков. Торможение, чтобы не перегореть. А перегрев охлаждал алкоголем. Про себя он называл его адкоголем. Рубежный не был тщеславен. И он был тщеславен. Он не хотел славы, денег, власти. Он хотел быть героем. В крайнем случае, гением. Заметил Рубежный одну особенность – если вдруг начинаешь глупеть. Не тупеть, а перестаешь жизнь понимать. Это может быть верным признаком перехода в новое качество, если будет приложено необходимое усилие, чтобы порвать поверхностное натяжение ветхих форм жизни, как у воды, по которой прыгают водомерки, аки посуху.

Сны Сумина.

Чтобы продолжить произведение, должны предстоять важные события, или произойти. События эти необычные. Они незаметны. Это не выборы.

– Как вы создаете ваши опусы?

– Из каких-то глубин. Не знаю из каких. Сам я человек посредственный и малоинтересный. Скорее наоборот. Я и сосудом себя назвать не могу. Дырявый какой-то сосуд. Вытекает все и в землю уходит. А когда удается уйти в пустоту от суеты мирской, поднимается соками в сознание, как в растении, через мое же сознание прошедшими, преображенными в подземных хранилищах, выдержанными десятилетиями брожения, превращенными в истинный спиритус – и дыхание, и воздух, и жизнь, и душа Древних. Все библиотеки там, в Земле. Огонь очищающий, уничтожающий, возвышающий – все там. А когда тебя цементируют разными сложными глупостями, оксюморонами и прочим, делаешься ты искусственный интеллект и водишь воображаемые массы в воображаемой ландии с места на место, из угла в угол.

Тогда ты уже не дырявый, ты уже компост из которого делаешь разные вкусные, но мертвые вещи, как сыр из молока. Когда ты заражен интеллектом – это бомба. К счастью, бомба может не взорваться.

Однажды я узнал, что люди разные. Разумеется, я это всегда знал, но не понимал. Однажды понял. Я думал – люди разные, потому что жизнь у всех разная. Потому что среда заела. Оказалось – это не так. Люди рождаются разными. Люди отличаются глазами. Они у них в разных местах. По внешнему виду у всех в одном месте – по обе стороны носа. По факту – где угодно. В темечке, на затылке, в ушах, в пальцах, во лбу. Иду я, глаза у меня в темечке, смотрят глубоко в небо. И я не вижу никого вокруг, никого нет. А тот, который кроме просто глаз по обе стороны носа, других глаз никаких не имеет, смотрит бессмысленно и притягательно, как смотрит бездна, для которой понятия смысла не существует, а есть только желание поглощать на уровне инстинкта…

И, дуя мне в лицо,

Ликующий Мамот,

Мерцающий Палаццо

За душу продает.

Куда сознание заточено, там и глаза. И не видит ничего больше человек. Если курицу обездвижить и заставить два часа смотреть на вертикальную ножку табуретки, затем отпустить – она не увидит горизонтальной перекладины, будет натыкаться на нее постоянно.

Я хотел поглощать знания. Он не дал. Нет у меня знаний. Потому что нельзя поглощать. Порочный подход. Синтез не поглощает. Синтез, как известно, объединяет. Двое – одно. Не одно в другом.