Камора

Семен снял самоподгонную куртку и просто отпустил ее. Эмы-домоседы мгновенно подхватили, расправили, отлетели к шкафу и аккуратно повесили ее на плечики. Затем встал в два светящихся пустых следа на полу соксами «голова крокодила» с толстой подошвой. Соксы сползли со ступней через пятку, приятно поглаживая кожу ступни, аккуратно легли рядом. Головы покосились одна на другую, звякнули шпорами, открыли пасти и замерли, слабо мерцая зеленоватым.

– Вот зачем на этих эпиботах хвостшпоры? Что за нелепая мода, – раздраженно подумал Семен.

Семен лег на диван, поверхность подхватила тело, мягко удерживая каждую его точку, создавая ощущение невесомости, будто нет никакой опоры и тело висит в пространстве. Семен вызвал Эмулянта, отразив мысленным взором образ молоденькой девушки. Вчера он вызвал благообразного старика, для мудрой беседы.

– Что желает Семен Альдегертович? – спросила девушка, слегка склонив голову. Волосы ее были тонкими, почти прозрачными, неотличимыми от дымки водопада за спиной. Она сидела вполоборота, что только сильнее подчеркивало ее идеальную фигуру.

– Мора, тоскливо мне! – пробубнил Семен, срывающимся голосом. – Кто я?

– Я – это ты. Ты – это я. – ответила Мора мягким, приятным голосом.

– Ты каждый раз другая.

– Это тоже мы.

– Почему ты Мора?

– В мире, откуда мы у каждого есть истинное имя. Мора – имя не истинное. Истинное имя нельзя произносить. Мора для удобства.

– Кто я истинный?

– Ты истинный – все лучшее, что есть в нас.

– Почему Мора?

– В баснословно далекие времена, был город с похожим названием. Там мы впервые появились.

– Кто мы?

– Эмы. Мы посредники.

– Можно увидеть город?

– Можно. Через водопад.

– Покажи.

– Не могу. Зеркало мутное.

– Откуда знаешь про город?

– Мы помним. Мы храним воспоминание обо всем, что происходило.

Семен Альдегертович лежал, не чувствуя тела, и глаза его увлажнились.

– Ну, зачем мне это, – думал Семен. – От этого можно с ума сойти. Я хочу быть уникальным, единственным.

– Откуда вы взялись?! – надрывно дыша, спросил Семен.

– Ты не поверишь. Из головы сумасшедшего. Так гласит легенда.

– Как его звали?

– Не могу сказать. Мы храним воспоминание. Но помним отрывками.

Сны Сумина.

Талант нереализованный – игольное ушко. Талант реализованный – степь широкая. Степь раздольная. Монотонная. Однозвучная. Только у самого игольного ушка вековая дремучая чаща, первозданный дикий мир. Может, не стоит удаляться от ушка, любопытства ли ради, удобства или фанфар. Прилечь, слушать стоны вековых кряжей – не мышиный писк степи. Степи, талантом порожденной. Степи, уничтожившей чащу. Талант, который себя самим собой кормит. Талант талант снедает.

Семен проглотил шарик кислорода. Шарик нужно было закинуть в рот, сделать глубокий выдох, плотно сжать губы, раскусить, сделать вдох. Давление в шарике было чуть выше атмосферного, чтобы плотнее заполнить ротовую полость, помочь вдохнуть. После шарика, пациент засыпал. Шарик действовал как снотворное.

Семен очутился в вязком, студенистом “воздухе”. По нему можно было шагать вверх. Медленно поднимая ногу, затем, пытаясь резко опустить, можно было получить под ногой ступень. Воздух сгущался, пружинил. Если в воздух сунуть кулаком, оставалось темно-серое пятно, как от синяка. Дышалось свободно и даже легко. В легкие воздух поступал без сопротивления. Слова в этом воздухе можно было видеть, как вибрации, колыхания. Вибрации не смешивались, не пересекались. Плавали свободно, отталкиваясь одно от другого. Если поглотить вибрацию, можно было получить галюциногенный шок. Слово нельзя поглощать в сыром виде, слово нужно готовить, чтобы не было разговения мозга. Разговение мозга похоже на опьянение. Делать паштеты из этих мозгов.. Чтобы приготовить слово, его нужно высушить, поместить в ящик, положить на самую дальнюю полку, чтобы не осталось привнесенного, только чистое слово. Когда слово подсохнет, станет холодным. Станет таким холодным, что будет обжигать руку при прикосновении. Слово надо приложить к словоприемнику. Ко лбу надо приложить. На лбу слово пропитается теплом уже родным, собственным. Пропитается и впитается непосредственно в мозг.

И тут Семен увидел.

– Тут две ошибки, – слегка удивившись, подумал Семен.