КамТугеза

– Да я же не круглый год здесь, – удивился вопросу Степан Степанович. – Я зимой в институте вулканологии работаю, здесь, Петропавловске… Женщина у меня там, воздушная… – он опять оживился. Встал, подошел к большому календарю на стене. – Всего семнадцать дней  мне здесь осталось. Вот такими путями судьба нас с ней свела, – он достал из заднего кармана расческу и провел несколько раз по длинным седым и еще влажным волосам.

Родиону раньше казалось, что ученый живет в этом домике отшельником круглый год. Он думал, что рассказывая о судьбе, тот имел  ввиду свою работу. А получается, что судьба вела его к обычной женщине в Петропавловске.

– А тогда зачем вы здесь один сидите? Какой смысл? – спросил Родион, немного разочарованный.

– Судьба – это стихия, с ней не поспоришь. Забросила она тебя на необитаемый остров… Можно повеситься на ближайшем дереве, а можно и там себя найти. Смыслом свою жизнь каждый сам наполняет. Что себе придумаешь, то и будет. Я вот придумал вулканы. Кто‑то солдатиков оловянных собирает или цветы разводит. А кого‑то больше всего радует, когда у соседа корова сдохла… Смысл, он как гвозди, как арматура – все скрепляет. Какая арматура, такой и человек. Без этого ты как петух с отрубленной головой: еще бегаешь, а уже мертвый.

Обратно Родион шел легко и быстро, запланировав вернуться за один день. Насчет судьбы Степан Степанович его не убедил. «Мы сами выбираем свою дорогу. Нет никакого предопределения. Все это отговорки и оправдания для слабых. Если он послушал сомнительного приятеля и поступил не в тот институт, что хотел, то это не судьба виновата, а мягкий характер. И с женой своей мог повнимательнее… Катился всю жизнь куда ветер подует, а теперь – судьба».

К вечеру он почти добрался до дома. Перед спуском с гребня он опять присел на том месте, где летом  ему показалось, что еще чуть‑чуть и ему откроется какая‑то тайна. Все вокруг было по‑прежнему фантастически красиво: бухта с островами, горы вокруг… Правда, сегодня небо было другое. Стальное, тяжелое, оно было совсем близко. Почти все сопки спрятали в нем свои вершины. А тогда было голубым и бескрайним.

Когда Родион стал спускаться. Там, где в прошлый раз он упал и сломал камеру, из кустов на тропинку вышла его медведица. Она деликатно остановилась в десяти метрах, а медвежата, не стесняясь, бросились к нему, как обычные щенки. Он как будто знал и захватил у вулканолога несколько конфет и печенье. «Все‑таки здорово, когда ты кому‑то нужен и кто‑то тебя ждет», – подумал он.

Две недели прошли в работе. Кроме ежедневных съемок, Родион писал сценарий. Чтобы мысль фильма была хорошо понятна, нужно было продумать каждую сцену. Для этого он решил остаться здесь еще на пару месяцев. Связавшись с руководством заповедника, он попросил солярки для генератора, еды и всяких других мелочей. Все это обещали забросить вертолетом при первой возможности.

Родион  сидел на берегу, надеясь на то, что опять появятся киты. Он ругал себя за то, что в прошлый раз не стал снимать их семейство. Опять прилетела чайка и села рядом, но китов больше не было. Вместо китов из‑за скалы показался низколетящий над водой вертолет. Через мгновение донесся стрекочущий рокот его двигателя.

«Теперь у меня все получится, – думал  Родион. – Степан Степанович говорит, что все предопределено. Пусть будет так. Может смысл моей жизни именно в этом фильме. Попытаться показать красоту и величественность замысла того, кто это все создал. Бог или кто другой – он же тоже художник. А значит и ему нужно, чтобы люди смогли оценить красоту мира, который он сотворил.

Первый раз за эти месяцы он почувствовал, что у него пробудился интерес, появились планы, а главное, желание просыпаться по утрам. «С судьбой Степан Степанович, конечно, переборщил, а вот про то, что без дела, ты петух без головы, он прав».

Вертолет уже подлетел к его фургону и приземлился, подняв кучу пыли. Родион встал с бревна и уже собрался идти разгружать, как в этот момент дверь пассажирского отсека открылась, и он увидел Катю.

«Екарный бабай!» – пробормотал он и опять опустился на бревно.