КамТугеза

Родион еще до бани рассказал Степан Степановичу про все, что случилось в Москве, но тот ничего не ответил, а дал ему топор и попросил наколоть дров из заготовленных чурбаков.

Родион пил уже третью чашку, а разговор все не складывался.

Степан Степанович встал и подбросил пару поленьев в небольшой камин. На толстой деревянной каминной полке лежали какие‑то необычные минералы с разноцветными вкраплениями блестящих кристаллов.

– А печку и камин этот, кто выложил? – спросил Родион. – Вы?

– Нет. Приятель мой. Со мной вместе здесь работал.

– Куда он делся? Домой уехал?

– А никуда не делся. Здесь помер. Там наверху и похоронен, у скалы, – Степан Степанович присел у камина и смотрел, как разгораются поленья.

– Вы не боитесь тоже здесь умереть? В одиночестве?

– Человек всегда и везде умирает в одиночестве. Смерть – дело личное. На людях она или здесь, – он подвинул кочергой поленья, подняв кучу искр. – Хотелось бы мне сначала дела все закончить… Но против судьбы не пойдешь.

– Ну нет, – возразил Родион, – человек сам свою судьбу выбирает, – он вспомнил Катю, когда она ждала его решения на лестничной площадке. Разве тогда они не сами управляли своей судьбой?

– Может и так, – Степан Степанович продолжал сидеть у камина и наблюдать за огнем. – Но не оступись ты тогда, не разбей камеру, не поехал бы в Москву.

Родион долго молчал, в сотый раз вспоминая события тех трех дней.

– Да, многое бы было по‑другому, но мне кажется, я все равно бы здесь оказался.

– Вполне возможно, – не стал спорить вулканолог и вернулся за стол. – Меня тоже судьба сюда будто бы палкой загоняла, – он налил себе крепкой заварки и разбавил ее кипятком из самовара. – Я  врачом хотел быть. Поехали с приятелем документы подавать… Сначала к нему в МГУ, он на геологический факультет хотел. А потом думали ко мне в медицинский заехать. Юрик, мой приятель, говорит: «Зачем тебе эти кишки с кровищей? Давай вместе сюда поступать». Смотрю вокруг: по аллеям девушки студентки гуляют. Умные, красивые. МГУ – это же целый город. Понравилось мне там. Да и вижу, лень ему со мной кататься, а один я стеснялся… Вот так все началось.

– Меня  бы никто не смог так легко уговорить поменять свое решение, – решительно возразил Родион. – А приятель ваш тоже поступил?

– Поступил… – кивнул головой Степан Степанович. – Только через год после первой геологической практики перевелся в медицинский. Сказал, что проще камни из почек доставать, чем из сибирской вечной мерзлоты.

– Почему вы с ним не ушли? Вы же хотели стать врачом, – напомнил Родион.

– Девочка одна у нас училась… симпатичная, – мечтательно вздохнул вулканолог. – Такая вся воздушная. Влюбился. Говорю – судьба.

– Не девушка же вас на край света привезла. На них обычно женятся в более комфортных местах, – сказал Родион и подумал, что пришел исповедоваться он, а исповедуется Степан Степанович.

– Женился я, конечно, в комфортном месте.

– Где же сейчас эта ваша воздушная девушка?

– Где та девушка, я не знаю. Потому что женился я на другой. Даже не понял как. И не хотел ведь, – Степан Степанович удивленно всплеснул руками так живо, как будто его неожиданная свадьба случилась только вчера. – Мне же ее платье в полосочку сразу не понравилось… Знаки… Знаки есть всегда. Только мы от них отмахиваемся. Да и храпела она.

– Кто храпел? Судьба? – пошутил Родион. – Вы меня пугаете.

– Жена моя… – рассмеялся вулканолог, вытирая салфеткой испарину на лбу, выступившую после горячего чая, – Может если не храпела бы, то я бы сюда и не попал.

– Значит, не судьба вас сюда направила, а нелюбимая храпящая жена, – не хотел соглашаться Родион.

– Ну нет. Жена, вообще, против была. Не любила, когда я сюда ездил. Для нее муж должен быть как комнатное растение. Только вместо листьев, чтобы деньги росли. И все мне Юрку приятеля в пример приводила: «Вот Юра то… Вот Юра это…» Потом вдруг перестала приводить. Наверное, сошлись они. Вот и замолчала: стыдно стало.

– И что же вы терпели? Неужели вам не обидно было?

– Да я об этом не думал. Я же здесь полгода, а они там. Да и что мне за них переживать.

– Ну могла бы не с приятелем хотя бы, – выпалил Родион и сразу осекся, вспомнив о себе, Кате и Томасе.

– Да какая разница. Люди ленивые и завистливые. Им самим искать лень. Берут то, что рядом, у соседа.

– Смотрю я, вы не семьянин, – машинально заметил Родион.

– Семья – это такое дело… – Степан Степанович положил обе руки на стол как на школьную парту. У него в глазах появилось то, что бывает у людей, когда они говорят о самом важном. – Можно из семьи свой микрокосмос сотворить, а можно проснуться как‑нибудь и понять, что свою единственную жизнь ты потратил на исполнение прихотей абсолютно чужой   бабы, с которой у тебя общего только квадратные метры и пельмени в холодильнике…

– А дети?

– Дети, они же не всегда дети, – сказал он, погрустнев. – Вырастают. Как дочка замуж вышла, я сюда насовсем уехал. Она теперь даже не звонит.

– Как же вы без людей?