Камуфлет

— Мальчишка! Надо себе отдавать — я бессмертный! А ты не отдаваете. Мы на вас возлагали, а ты не оправдываешь. Из-за таких, как вы, — метал он молнии, — нынче на Материке вся мо́лодежь такая. Сперва сначала ваших слов наслушают, а там, — он слегка споткнулся, — а там известно что бывает.

— Известно что кому?

— Это самое начнут… половым сексом развратничать.

— Угу. И онанизмом мастурбировать.

Мама, роди меня обратно, не могу больше этого динозавра слушать. Эх, антистеплер бы — в самый раз! Не говоря уже о шиле.

— Нет уж, милейший Вольдемар Модестович! Это из-за ваших братьев по разуму на Материке восьмая часть суши мочой обоссана.

— Хватит, — он зловеще нахмурился. — Бесчинствовать среди тут не имеете. Тут вам не здесь.

Сгрёб со стола мои бумаги — и в клочки.

— Впредь до погашения расходов, — он мстительно улыбнулся, — вход в Академию тебе ограничен. Лишь по вызову старших по уровню.

Обрывки полетели в урну.

— Вон отсюда! Иди.

Нет, сегодня точно не мой день. И куда же меня послали?

Статус-кво я восстановил сразу за проходной. Помешкал секунду, — что-то будет? — перевёл часы обратно, на двенадцать ноль-ноль. Голова закружилась — впереди замаячила грядущая ступень эскалатора.

Ступень восьмая Дорога

Не велика радость подниматься всё выше, если по-прежнему остаёшься на лестнице.

Фридрих Геббель

Эскалатор, режим реального времени

Дорога. Не поле, не берёзки и не речка; дорога — вот настоящий символ России.

Машин не было, ни единой. И тишина.

Откуда ни возьмись, прямо посреди дороги — лестница. Высоченная, со ступеньками бетонными — и такая тут неуместная. Ни обойти, ни объехать. А за ней снова большак, прямой да ровный; и дальше путь хорошо просматривается.

Неспроста эти ступенечки. Да и налазился я по холмам-пригоркам в своё время, на Материке-то… На Урале, куда ни пойдёшь, всё в гору.

     Не люблю я величавых гор:
     Горы у людей воруют небо.[28]

А чего рассуждать, время транжирить? Разве у меня есть выбор?

Таки да! Оказывается, от главной дороги узкая колея отходит — и дальше снова с большаком сходится. И никаких дурацких лестниц посреди просёлочка.

Чего тут раздумывать? Сворачивай, да и топай себе плавно в горочку. Градиент высоты положительный — из виртуала в реал ведёт, однозначно. Но ближе к концу просёлка — многоэтажка торчит. И костяшка эта доминошная обзор перекрывает. Казалось бы — ну и что с того? Но почему-то кольнуло: опять распутье, точка бифуркации.

Но таки лучше, чем по крутым ступеням. Ходу, ходу.

Нежданно-негаданно — гаишник нарисовался. Пузатенький, униформа серая, и на животе — карман-клапан, словно сумка кенгуриная. Да ещё с вышитой красной надписью:

Охренеть…

Резво машет Сиканчук палкой полосатой. Ба, да это же тот самый, из оцепления. Выдали ему, значит, новую форму. И жезл — взамен того, что чёрный спецназовец исстругал.

Ух, как они там в лёжку валялись. Зато ни раненых, ни убитых. Не зря, не зря предки наши акустическое оружие уважали. Соловей-разбойник с его свистом-посвистом. Или это… ну как же… в школе проходили… А, вспомнил: перекуём мечи на орала.

Сержантик-то — не узнаёт меня будто бы. А сам небось только и думает о моих баксах-двадцаточках. Накось-выкуси. Нету закона — пешехода ошкурить за превышение скорости. Или уже приняли? А пусть докажет тогда.

— Гражданин, остановитесь. Проводится операция «Вихрь-антипьянь». А ну-ка, дыхни, — и трубочку суёт известную.

— Бессмысленно.

— Я сказал — будьте любезны.

Реакция положительная. Ну да, после вчерашнего-то.

— Гражданин, пройдёмте.

Да некогда мне прохаживаться.

— Послушай, сержант. Это эндогенный алкоголь, организм его сам внутри себя вырабатывает. В телах славянской национальности — обязательно. Адаптивная реакция на суровые окружающие условия. Ферштеен? Нихт ферштеен. Мои труды читать надо. А не веришь — ну-ка, сам дыхни (Хрен тебе, а не баксы с Джексоном).

— Чего?

— Я сказал, будьте любезны.

Реакция положительная: наверняка после оцепления стресс снимал.

Вперёд, вперёд — лишь ветер в ушах. А вслед едва слышно доносится:

— Гражданин, эта дорога… э…о…у…и.

Козе понятно, что это дорога. Я продолжил свой путь.

Ещё странность: обочины от полотна вниз уходят, чем дальше, тем сильнее. Дорога сама по себе, остальное отдельно. Неприятно, блин.

Издалека доносится: