Камуфлет

Теперь и водка стала без пользы. Я — никто. Безработный пенсионер, да к тому же компьютерно безграмотный. Мало того — обременённый огромным долгом. И возвращать его придётся по-любому, а таких денег нет и не будет. Нас выгонят на улицу.

— Саша, о чём ты думаешь? Выпьешь немного? Граммов пятьдесят?

— Выпить? Нет, что-то не хочется.

Глава третья Таганка

Одна правда сгорела, другая в уме осталась. Третью до людей донесёшь. Четвёртую кто-нибудь да поймёт. А пятую ни тебе, ни мне не узнать. Главное, сам себе не соври.

Евгений Шестаков, «Пьяные сказки». Сказка № 49

Тоска по Академии не утихая тянула меня в Москву. И тут, видимо по старой памяти, пришёл вызов от столичного НИИ — на три дня, в качестве эксперта. Дорогу и гостиницу обещали оплатить — почему бы не слетать в первопрестольную? Вход в Академию для меня был закрыт, и в свободный вечер я решил наведаться на Таганку. Там, возле магазина «Нумизмат», много лет тусовались коллекционеры и перекупщики всяческих монет.

Пётр был хорош. Чистое юное лицо, аккуратно собранные в косичку волосы, выразительный взгляд больших глаз. Я смотрел на него и не мог налюбоваться. Он должен стать моим. Да, я возьму его, прямо сейчас. А каков он сзади?

Реверс у рублёвика тоже отличный. Крылышки орлиные — пёрышко к пёрышку. Красаве́ц. Ранимое место — выпуклый центр орла, где герб московский. Нет, не потёрто нисколечко. Всадник чудный, что называется, муха не сидела.

Вещь! Но чересчур уж хороша для рубля Петра Третьего. А ну-ка, через лупу… Что тут просматривается? Поле гладкое, никаких бугорков-шариков. Не литьё, однозначно.

Раковины? Ни одной. Самые интимные места — границы букв при выходе на поле и цифры: 1, 7, 6, 2. Все границы чёткие. Не литьё, реальная чеканка. Но это ещё не всё.

Важнейшая штука — гурт: боковую поверхность монеты подделать очень сложно. И тут всё в порядке: гурт шнуровидный, чёткий.

Что ещё? Звон. Крупная серебряная монета звенит гулко.

Положив Петра на ноготь большого пальца, щелчком подбросил. Рублёвик взлетел с переливчатым звуком, а его владелец, парнишка лет двадцати, проводил монету равнодушным взглядом. Ну и нервы! Вспорхни так моё тысячедолларовое сокровище, я бы напрягся. Видать, хозяин Петра — крепкий профессионал.

Зажал монету в кулаке. Итак, что мы имеем? Металл — серебро, изготовлено штампом высокого качества. Уровень государственного монетного двора. Тут не тысяча, в таком-то сохране. Дома цена будет вдвое. Но что-то не так с этой монетой. Да, подрастерял я навыки за время простоя.

— Сколько? — лишь бы голос не выдал волнения.

— Тыща двести, — ответил хозяин.

Нормально. Но у меня-то всего штука баксов, последний резерв. А может, сбросит?

— За восемьсот отдашь? Восемьсот баксов — приличная сумма.

О! Надо показать живые деньги, в новеньких купюрах. Вытащил пачку двадцаток с Джексоном, пошуршал.

— Восемьсот? Годится, — сдавленным голосом ответил парнишка, с трудом удержав руку. Ага, он потянулся за баксами — монету я держал в другой руке. Приём с новенькими наличными сработал. Вот повезло!

Стоп! Откуда моя эйфория? Что означает приступ восторга? Чаще всего — что тебя дурят. Добрых дядей не бывает.

В чём дело? Владелец Петра растерянно смотрит мне за спину — и оттуда раздался знакомый голос:

— Восемьсот, говоришь? На, держи.

Внимание моё раздвоилось. Слух ушёл на обладателя голоса, а зрение — на его купюры. Голос мог принадлежать только Белому. Это и был Ратников, собственной персоной. А банкноты выглядели неожиданно. Сотенные, только наши. Восемьсот рублей.

Парнишка молча взял деньги, небрежно пересчитав, сунул в карман, исподлобья взглянул на Белого. Перевёл взгляд на меня, вяло кивнул и удалился вразвалочку. Пётр остался у меня.

Белый, откуда он взялся? В подобные случайности я давно не верил.

— И правильно делаешь. Всё, что здесь происходит, делается с ведома спецслужб, — он сверкнул голливудской улыбкой. — Давненько не виделись, Костя. Я уж думал, ты того, — он оглянулся, — в грунт, на минус полтора…

— …С пеплом поступить аналогично, — отозвался я машинально.

Белый протянул руку:

— Мы не вполне знакомы. Позволь представиться: руководитель группы активных действий первого сектора Академии метанаук Анатолий Ратников.

— Первый сектор? — Я в растерянности пожал протянутую руку.

— Чрезвычайный орган глобальной безопасности, — он рассмеялся. — Только не нужно щипать себя и давить пальцем на глаз. Пошли, Костя. Остальное — не здесь.

Чёрт побери! Белый — сотрудник секретнейшего сектора Академии. Да не просто сотрудник — главный активист.

Пока шли, он болтал о пустяках, а я понемногу приходил в себя.

— Костя, удивил ты меня. Да разожми кулак, брось в карман это фуфло.

— Но ведь гурт… и звон…