Так что вы уж как-нибудь так.
…30…
Ты можешь владеть матрицей: плохо, если матрица имеет тебя.[54]
Времена грубого управления прошли.
Долой Большого брата![55]
Да здравствует цензор! Идущие на месте приветствуют тебя.
В какое прекрасное время мы живём. Главлит не нужен, и сейфы спецхрана без надобности. Как много фильмов и книг, хороших и разных. Особенно разных.
…Захлебнуться. Но почему, ведь я почти поднялся? Зачем, зачем эскалатор погружается в Океан?
…23…
А может, ну её нафиг, вторую производную? Мне что, больше всех надо? Мотать отсюда подобру-поздорову… Нам не нужны трупы на скамейках.
Куда вас, сударь, к чёрту, занесло?
И что обидно, из-за чужой проблемы. Чужой? Уже нет. Как это? Синдром приобщения. Зацепило, не оторваться.
…20…
И снова музыка, и опять «В пещере горного короля». Нет никакого короля, нет злой воли.
Все рабы — снизу доверху.[58]
Распять его!
…15
Всё. Пора.
Оставшиеся секунды — резерв на притирку. Ты обвиняемый? Имеешь право на скамью подсудимых.
Выход прямо. Пуста была скамейка.
Часть III
Площадка
Глава первая
Возвращение. Полдень
Вот ты и пробил головой стену. Что будешь делать в соседней камере?
Я вернулся в двенадцать ноль-ноль. Что происходит на Лубянке?
Провал затягивается асфальтом, горловина сужается, ещё немного — и вся площадь в бетоне. Сквозь неумолчный городской шум из-под земли доносится гул прибоя. Бо́льшую часть оцепления сняли, осталось два-три десятка бойцов. Один из них подошёл к месту, где прежде обрывался берег Океана. Боец опустился на колени — прикладом оземь тук-тук — и затопал к командирскому газику.
Через минуту воины собрались возле моей лестницы. Экипировку они обновили: вместо автоматов теперь спасательные круги и парашютные ранцы за спиной.
По команде бойцы двинулись через Лубянку, неровной цепью прочёсывая площадь. Невидимый оркестр под сурдинку исполнял «Танец маленьких лебедей». Дойдя до края площади, солдаты, перестроившись в колонну, развернулись и продефилировали обратно, чеканя шаг под ритмы «Болеро».
Время? Полдень. И стрелочки застыли.
Бойцы сноровисто забрасывают в кузов КАМАЗа столбы, туда же летит и свёрнутый в бухту канат. В центре площади прямо из бетона прорастают цветы прежней клумбы.
Скамейка подо мной качнулась, мгновение невесомости, стоп — я на уровне Лубянки. А лестница сквозь землю провалилась.
Часы? Секундная стрелка дрогнула и засеменила, как и положено.
Я прошёл сквозь зеркало обратно — из эпицентра в центр истории. Я сделал это! И не просто поднялся — вернулся с добычей.
Взмок, хоть выжимай, зуб на зуб не попадает. Единственное тёплое, даже горячее место — левая щека. Потрогал: на пальцах кровь.
Водочки бы, да закусить, потом прилечь и вытянуться — хоть бы и на земле. Нельзя, здесь вам не тут. Эх, ещё в сухое переодеться… И с этим погодим, перво-наперво нужно добычу разделать.
Интересно, что ценнее окажется:
Итак — стакан. На руках у меня две карты:
Что в конце вечера творилось?
Я возвращаюсь в комнату, Белый разливает… «Гостиный Двор» или «Бостон»? Неважно. Его стакан наполнен на треть, Белый плескает в мой и, не отрываясь:
— Да не стесняйся ты, Александр Павлович! Записывай уже без конспирации.