Камыши

Каким-то остатком сознания я понял, что стало темнеть и, кажется, посвежело. Что же происходило со мной и Верой? И никогда не было подобной, как будто пробитой осколками, лодки, и целой тучи чаек, и выползшей, подобно кукишу, над холмистым крымским берегом луны, да, именно подобной кукишу, который специально для меня был подсвечен магнием. За все время нашего знакомства я ни разу не обнял Веру, не прижал к себе, не поцеловал. И кажется, для подобной агрессии не было более подходящего случая, чем этот. Мы сидели совсем близко, и я мог сейчас невзначай положить руку ей на плечо или даже на колено, если сесть еще ближе, чтобы наши плечи касались. Но я, кажется, непоправимо опоздал с этим.

— А знаете, Виктор Сергеевич, когда копаешься в земле… Ведь, как правило, самые рядовые находки: дешевая посуда, глиняные горшки, аляповатые миски, чашки… И вдруг среди этого… самое поразительное, что в этом же слое… вдруг следы совершенно другого, особого, одержимого человека… страдальца, мастера, который тратил всего себя на какую-нибудь одну камею или на какую-то чудо-вазу, над которой он и плакал и слеп. И вот эти-то находки… Важна не цена, а важна нравственность. Такие вот, мне кажется, и связывают со всем человечеством. И знаете, наверное, можно простить такому человеку даже лишний стакан вина. Но вот если за душой ничего… — Она неожиданно повернулась в мою сторону и, мне показалось, смутилась. — Но я хотела бы прочесть еще раз, Виктор Сергеевич. Если, конечно, вы можете мне оставить на вечер или два эту папку. А потом я надеюсь прочесть до конца…

Она смотрела на меня, а я понял, что все на свете проспал: и ее крепкие колени, и ее вздрагивающие губы, для которых могло найтись занятие получше, чем произносить слова на теплом пустом пляже. Перед моими глазами все так же маячил рыжий катер, на котором блестели медные буквы: «Теленок». Но и белый катер — тоже, причем вполне реальный… А возможно, я хотел разглядеть что-то очень важное сквозь опущенные сейчас пряди волос Веры, обнимавшей свои ноги, ссутулившейся и снова покачивавшейся как изображение на экране, который демонстрировал чересчур красивую лунную дорожку, перевернутую лодку на берегу, край обрыва и силуэт женщины-рыбачки, словно с терпеливой надеждой поглядывавшей в море, где не виднелось уже ничего: ни другого берега, ни чаек. А может быть, и она тоже заметила этот действительно пронесшийся белой точкой катер?..

— Очень смешная история, — решился я. — Понимаете, Вера, пока вы читали, я встретил человека, который приревновал меня к вам. И он даже просил меня передать вам какой-то магнитофон…

— Сейчас? — повернулась она ко мне. — Вот сейчас?

— Да, на берегу, возле столовой, — ответил я.

Когда я сказал все это, она разогнулась и, словно не веря, вглядывалась в меня, застывшая и с неожиданно вытянутой шеей.

— Он, конечно, был пьяный?

— Ну не так чтобы очень, — попытался я улыбнуться. — На ногах, во всяком случае, он стоял. — Зачем, зачем нам нужна была сегодня, в такой вечер, эта правда, которую я сейчас узнаю?

Вера кивнула мне, потом повела головой, словно хотела с себя что-то стряхнуть, сжалась еще больше и вздохнула. А ведь я как раз хотел избавиться от этой правды, когда решился сказать об этом.

— Значит, он все же приехал… Он, конечно, попытался вас оскорбить, задеть?

— Ну что вы, Вера?! Он даже приглашал меня на катер. Да и ничего в общем не было…

— Господи, как я всегда, каждый день боялась, — наклонилась она, спрятав лицо в ладони. — Я знала, — сказала она глухо и теперь даже как будто спокойно, почти отвлеченно.

А ведь я еще там, возле столовой, почувствовал, что это не просто выходка какого-то случайного пустившегося в загул интеллигента. Зачем мне понадобилось проверять это? Ее-то я мог пощадить.

— Виктор Сергеевич, — подняла она голову, словно что-то обдумав и взвесив, — пообещайте только одно, что бы вы ни решили, что бы вы ни подумали обо мне завтра, послезавтра, — она повернулась и положила руку на папку. — Пообещайте, что вы дадите прочесть мне это до конца, если, конечно, не уедете. Я вам потом расскажу, почему мне это необходимо. И может быть, расскажу, почему я всегда так завидовала вашей Каме. Пообещайте…

— Но я пока не собираюсь уезжать, Вера. Я намерен закончить эту работу здесь, — ответил я. — А кроме того, у меня в Темрюке есть еще и другие дела. Да ведь ничего и не случилось…

— Мне, конечно, неприятно, и я готова извиниться за него, — с горечью, но и с подчеркнутой независимостью произнесла она. — Но только не поймите так, что… Впрочем, что уж… лучше правда… Если бы это был чужой человек, я знала бы, как избавиться от его преследований. Если бы это был чужой человек, — ее голос стал тверже, — я, возможно, была бы едва ли не самой счастливой женщиной на этом свете. Но, возможно, и я виновата тоже… Вы ведь однажды уже могли видеть этого человека, Виктор Сергеевич.