— Почему ты мне не говорила, что у мамы постоянные приступы? Почему я это все узнала, когда болезнь прогрессировала? — удивляюсь насколько спокойным и безразличным, кажется, мой голос со стороны.
Эмоции выгорают, мозг начинает работать без перебоев, словно робот, я пытаюсь собрать всю картину произошедшего в едино. Понять могла ли я хоть как-то повлиять на ход событий.
Грузная женщина садиться напротив и тяжело вздыхает. Круглое добродушное лицо выглядит обеспокоенно. На дне глаз — материнское тепло.
Так получилось, что все свое сердце Эри отдала соседской девчонке. Не сложилось у нее когда-то. Семьи, как таковой нет.
— Твоя мать скрывала. Я поначалу даже не замечала, потом она отговаривалась усталостью. Сложно днями на пролет работать с иглой… Говорила, что просто перенапрягла зрение и все в том же духе.
Устала, гриппует и кучу всего еще. Я дура не приглядывалась…
Вздох и глаза полные слез.
— Что врачи?
— Врачи… — фыркаю и утыкаюсь в тарелку. — Все уже сказано. Благоприятного прогноза нет.
Эйрин в растерянности смотрит на меня, не понимая моей отчужденности. Я изменилась. Выгорела.
— Может, есть шансы? — спрашивает она, сложив руки в молебном жесте на груди.
— Нет. Никаких. Шансов.
Смотрю, как Эри всхлипывает, поднимается и отходит к плите. Стоит, опустив плечи, и вздрагивает. Плачет.
А у меня уже слез нет.
Она поворачивается, бросает больной взгляд, подходит и сгребает меня в своих теплых и мягких объятиях. Отвечаю, со всей силой, обнимаю, чувствуя подобие защищенности из далекого детства, когда я забиралась на колени к веселой пумпушечке-хохотушечке и пряталась от всех своих воображаемых монстров в теплых объятиях.
Нет этого больше. И спасения нет.
Я выросла. Жизнь учит, что монстры отнюдь не воображаемые. Они реальны и от них не спрятаться в объятиях любимого человека. Они поджидают, наносят удар исподтишка, бьют точно в цель, не промахиваясь и ломают хребет, вырвав его с корнем.
Я чувствую, как родные руки, пытаясь успокоить, гладят меня по голове.
Сейчас я как никогда нужна Ивет. Моя боевая, своенравная мыть прикована к инвалидному креслу. Я стала ее руками и ногами. Должна быть сильной, жить и бороться за нас обеих.
Не сдамся!
Права была мама. Во всем права. Я возвращаюсь к истокам. Я там, где должна была быть изначально. Повторяю ее судьбу. Потому что нельзя мечтать о несбыточном. Жизнь рикошетит и возвращает все на круги своя.
Я всего лишь сделала крюк, вернувшись туда, откуда начала путь своего липового восхождения.
Смотрю на чернокожую полную женщину средних лет и понимаю — жизнь беспощадна: потухший взгляд и седина в когда-то черных как ночь кудрях.
Вот оно. И я там скоро буду.
Глава 31
— Адель, я ушла на работу. — звонкий голос Эйрин и хлопок входной двери заставляет вздрогнуть.
— Хорошо! — кричу в ответ.
Смотрю на часы. Скоро мама проснется. Открываю ящики и вытаскиваю полупустую пачку овсянки, с осторожностью, чтобы не просыпать крупу, заливаю в кастрюльку необходимое и пока готовлю одну порцию, прикидываю, когда смогу пополнить запас.
Помешиваю кашу. Пью чай.
Все как-то беспросветно.
Вот уже пару месяцев, как я пошла работать на фабрику — швеей в ночную смену.
Злая и горькая реальность. Мои знания и диплом оказались не удел. Кого в трущобах мне обучать музыке или французскому?!
Здесь не нуждаются в услугах репетитора, в моем районе многие и в школу-то толком не ходят.
Больно, обидно, но что поделать…
Единственная работа, которая оказалась мне доступна — это место моей матери на старой швейной фабрике.
Одна Соммерсье ушла и ее место заняла другая. Хорошо, что хоть туда взяли… Все деньги, которые были ушли на лечение и лекарства. Хоть какие-то копейки нужны, чтобы сводить концы с концами.
Ставлю горячую кашу и чай на поднос для мамы.
Мою свою чашку. Сегодня это и был мой завтрак.
Вот он мир, из которого когда-то мне казалось, что я вырвалась. Реальность не щадит меня и возвращает долги.
Кладу вымытую чашку в сушилку. Вытираю руки, пытаюсь привести свои чувства и мысли в порядок.
Смотрю на часы. Время. Пора проводить необходимые процедуры по уходу.
Работа на фабрике и бессонная ночь оставляют свои следы. Мне тяжело не валится с ног, хочется поспать, но — на это нет времени.
Жизнь складывается в определенный устаканившийся ритм.
Я прихожу со смены рано утром. Вскоре после этого Эйрин уходит на работу. Я ухаживаю за матерью днем. Пышка дежурит ночью. Ну спит рядом, чтобы быть на чеку. Вдруг приступ начнется…
Вот и все. На этом все. Сказка закончилась, так и не начавшись.
Последние месяцы борьбы — самое тяжелое, что когда-либо приходилось выдерживать.
Захожу в комнату к Ивет и ощущаю спертый запах лекарств, который щиплет слизистые носа. Ненавижу эту вонь. Этот аромат болезни въелся в подкорку на уровне инстинкта отвращения. Кладу поднос на стол. Подхожу к окну и отдергиваю старые, выцветшие зеленые занавески, чистые, но потрепанные.
Приклеиваю улыбку к лицу, впуская солнечный свет и немного приоткрываю форточку, запуская в помещение свежий воздух.
Поворачиваюсь к кровати, где лежит мать. Проснулась. Встречаю теплый взгляд голубых глаз.