Канатная плясунья. Новелла

А он втайне мечтал подарить ей серебряное колечко. Даже утаил, припрятав в пояс, немного денег, но все не смел, не решался… Разве можно вот так, будто своей суженой? Еще обидишь ненароком… Да кто он перед ней — такой удивительной красавицей, такой желанной? Лишь калека колченогий. Мари была очень ласкова, жалела его по своей доброте, но и только. Никогда в жизни не был он так счастлив, как возле нее. И никогда с такой болью не саднило в душе. Не прежней тупой тоской, а острой иглой, снизу под самое сердце.

* * *

Как-то после ужина они с Фокусником сидели на постоялом дворе около своей повозки. Фокусник покуривал трубку, а Габриэль просто так, рядышком, к табаку он еще не пристрастился. Все давно улеглись спать, а они тихонько разговаривали да поглядывали на южное небо… А звезд было видимо-невидимо, и чудо, каких ярких! Взгляд не отвести, словно душой воспаряешь…

Фокусник для ночлега обычно спрашивал две комнаты, одну — для Мари и Розали, вторую — себе и маленькому Лукки. Ради уважения от хозяина — чтоб не считал их за табор, и чтобы красавицы были под приглядом. А мужчины ночевали в повозке. Фокусник старался себя не ронять, и никогда не показывал фокусов просто для потехи постояльцев. Только если развязанные кошельки опережали просьбы.

А сейчас он неспешно досказывал очередную байку из их кочевой жизни. Габриэль любил его послушать — чего только занятного и поучительного не узнаешь! Ночь была теплая, бархатная. Не ночь — а дивная благодать… Сладко пахло цветами, без умолку звенели вокруг цикады… Изредка фыркали под навесом лошади и где-то среди ветвей посвистывали, перекликались ночные птицы.

Окончив свой рассказ, Фокусник взглянул на повозку, где легко порхала нарисованная Мари, обнял Габриэля, потрепал отечески по плечу: "Эх, тебе бы не с нами кочевать, а поступить в подмастерье к хорошему художнику! А потом найти в большом городе стоящую работу." Габриэль уронил руки на колени, ткнулся в них лицом и обреченно вздохнул. Фокусник утешительно погладил его по голове — эх, совсем жизнь допекла парня…

Тут не сдержал Габриэль слез… Стал мучительно вспоминать, как его прогнал от себя художник, из-за увечья прогнал. Возразить ему было нечего, но как же больно слышать! Такое выпало несказанное счастье, когда он принял его в ученики, и чем все закончилось… А он твердо уверен, что смог бы стать хорошим мастером. Фокусник молча вздыхал над горестной историей, попыхивая трубкой. В жизни никто с такой отзывчивостью Габриэля не слушал. Именно так, как долгие годы просила истосковавшаяся душа… Отец сходу обрывал начатый разговор, а матушка начинала жалеть, не вникая. Где ей, с вечными горшками да сковородками, понять его маету? И вздохнув, он шел принести дров для кухни или брался за веник.

А Фокусник, чувствуется, искренне хотел бы ему помочь. "Никто своей судьбы не ведает, а другие — и подавно. Но стезю, ему назначенную, человек сердцем угадывает. И ты погоди отчаиваться, мы что-нибудь придумаем. Может еще выпадет тебе удача, не пропадать же с таким редким умением!" Габриэль не спорил и молча кивал… А про себя-то знал, что никуда от них вовеки не уйдет. Что одной он дышит отрадой, и одна у него стезя — быть рядом с Мари и всей душой служить ей. Всю жизнь ради нее положить, сколько сил достанет… Пока она с другим не пойдет под венец. Но таких слов он и под пыткой не осмелится произнести вслух.

Фокуснику тоже захотелось поговорить по душам. Он попыхал своей трубкой, вздохнул и начал: "И я ведь когда-то сбежал… Мало того, увез с собой девушку — будущую мать Мари. Элиза была дочерью хозяина цирка, а я в тех краях странствовал в молодости. Всегда мне было скучно на одном месте. Увидал их представление и решил в лепешку разбиться, чтобы в том цирке работать. Главное, увидел чудесную девушку, которая танцевала на канате — дивно танцевала! Влюбился в нее, как и представить себе не мог, хоть был уж не мальчик и разные встречал в жизни искушения. Но тут все на свете забыл! Хозяин, ее отец, велел показать — что я умею из фокусов. Ему понравилось, и он позволил участвовать в нескольких представлениях, а там видно будет. Но вскоре меня до ненависти невзлюбил, заревновал ко мне свою дочь. Кто я такой рядом с ней? Перекати поле, без гроша за душой. А с Элизой мы лишь взглядами обменялись, и все было навеки решено!

Через короткое время ее отец вовсе отказал мне в работе, тем более что у них в цирке уже был свой кудесник. Элиза робко заикнулась было, прося за меня, но он стал метать такие громы и молнии, что о согласии нечего было и думать. Одним словом — выгнал взашей. А она осмелилась бежать со мной, не раздумывая. Я сначала просил ее одуматься, чтобы после не жалеть. Но она так горько плакала и говорила, что не переживет нашей разлуки. Я тоже любил ее без памяти и взял грех на душу, увез девушку от отца. Он нас застиг в последний момент и обоих вслед проклял. По его злобе потом и вышло.