Канава

Аще кто пошибаеть боярьскую дочку или боярьскую жону, за сором ей 5 гривень золота, а митрополиту 5 гривень золота; а меньших бояр - гривна золота, а митрополиту гривна золота; а нарочитых людий - 3 рубли, а митрополиту 3 рубли; а простой чяди - 15 гривен, а митрополиту 15 гривен, а князь казнить".

Княжна явно не дешевле боярышни. За которую 10 гривен золотом да казни княжеские. Золотая гривна - весовая, вчетверо тяжелее кунской. А золото в 10-12 раз дороже серебра. В кунах полтыщи и получается.

Так это я ещё осторожничаю. Как дочь меньших бояр впятеро дешевле боярышни из больших, так и княжна раз пять дороже. А может - в десять или двадцать.

Это ваши законы, это вы по ним живёте. Ценители, чтобы получить желаемое, "посрывать цветов невинности", за такие деньги, но по закону, без последствий типа заключения или осуждения, найдутся.

Глава 608

- Так ты хочешь пять сотен?

- Нет. Я хочу получить от тебя то, что я собираюсь получить от неё. Деньгами. Вот сделает кто-то эту девку бабой. Кто-то из здесь сидящих. У местных злата-серебра нет, да и не понесут они его показывать. Отлежится Груня денёк-другой. Да начнёт принимать да ублажать всех мужей добрых. Подряд. Кто заплатит. По десятку-другому за день. В каждый день.

Гул пронёсся по залу. Отвращение, презрение к своднику в моём лице, смешивалось с предвкушением редчайшей редкости, возможности принять в таком, прежде невиданном и неслыханном, деле участие, с оценкой открывающихся перспектив и возможностей.

Интерес у вас есть. А ваши отвращение с презрением, предки предканутутые... да хоть зажуйтесь ими! Человек здесь один, я. А если вы люди, то я нелюдь.

Я здесь всегда нелюдь. Изначально. С самого "вляпа". И все ваши мнения и оценки... интересны мне только... "ресурсно". В смысле: какие ресурсы они могут мне дать. Этика моя осталась там, в третьем тысячелетии. Здешняя - вызывает отвращение. Так что - взаимно.

- Вот прикинь, княже. Тут, в Киеве, войско в восемь тысяч душ. Все при деньгах, все хабар взяли не худой. Здесь тысяча бояр да воевод да начальных людей хоругвенных. Тысяча. Витязей славных, богатырей могучих, храбрецов дерзновенных. И все они пойдут туда.

Я ткнул своим дрючком, который крутил в руках, в сторону выбритого лобка Груни.

- Все. Толпой в очередь. Не за ради красы её несказанной, не за талантами её какими любовными, а от того, что она сестрица вам родненькая. Что в ней ваша кровь. И каждый муж добрый, кусая ей сиськи да щипая ягодицы до синяков, будет себе представлять как он не над девкой слабой восторжествовал, а над всем семейством вашим. Засаживая и заелдыривая аж до матки, ей, девке, беззащитной и бессильной, слушая её стоны да мольбы: ой не надо, ой, отпусти, представлять, как вы, любой и каждый, не на коне резвом, в корзне красном, с мечом подъятым, с очами грозными да словами суровыми, а тоже так. Тихонько постанывает да дрожит и упрашивает, ублажить тщится-старается. Кровь-то та же, ваша, родная.

Все внимательно посмотрели на обнажённую, довольно жёстко, хотя и не афишируемо, зафиксированную девушку. Отметили её безволосость в этом месте. Оценили. От отвращения "фу какое уродство", до восторга "ну них... курва курвущая!".

- Какую, по суждению вашему, люди добрые, мужи опытные, мне цену выставить? За разик? Понятно, что первыми самые горячие, да славные, да богатые прибегут. Про меж ляжек сестрицы вашей покачаться. Помять-потрепать мясцо княжёнское. Покудава оно не заветрилось. Эти-то поболее заплатят. Потом народ поспокойнее пойдёт. Которому с чувством, с толком, с расстановкой надобно. Чтобы приметить да запомнить. Чтобы домой, к своей законной воротясь, обсказать всё обстоятельно. Я, де, тую княжну смоленскую пробовал. Ничего у ей не вызолочено, самоцветами-яхонтами не выложено. Бабёнка молодая, да и всё. У тебя, супруженица моя, даже и не сравнить как лучшее, жарчее да веселее. И лечь в постель со своею венчанной, в любви да ласке. Потому как та боярыня, польщенная мужниным сравнением с великой княжной, под мужем своим расстарается.

Среди зрителей, явно, часть уже представляла своё возвращение в родные пенаты, встречу и намеченную мною ситуацию.

- Ладно, поставлю на круг... по сотне гривен. Вот, гляньте вокруг. Сидят мужи добрые, мужи вятшие. Все при деньгах. Иные и поболее заплатят, чтобы вперёд других на девку залезть. Иные и много побольше заплатят. И таких - тысяча. Итого: сто тысяч. Гривен. Ты мне такие деньги, князь Роман, заплатишь? Кто тут говорил только что: мы сестрицу выкупим? - Ну, выкупайте. Только это не всё, это первая половина. Кроме вятших людей, тут войско наше стоит. Ещё семь тыщ душ. Люди простые, мужи меньшие. Но ныне тоже с хабаром взятым. Да неужто кто из них такой случай пропустит? Которого-то второго в жизни нет и быть не может. Которого и деды-прадеды не пробовали. Домой вернуться, средь селян, соседей своих похвастать, погордиться? Все придут, позалазают. Все. Много не возьму, так, задёшево. Гривен по пятнадцать за разик. Семь тысяч раз. Ещё сто тысяч?

- Довольно!