Кандалы

Лавр наклонился поднять подарок, но Вукол словно остолбенел, не сводя глаз с Груни. Вокруг головы ее змеей обвилась черная большая коса, перевитая белыми водяными цветами. Смуглое лицо с орлиными глазами и тонкими, словно нарисованными, бровями поразило его: оно показалось ему похожим на лицо, где-то виденное им… быть может, во сне…

Груня подплыла к берегу, где над водой, на низком суку дерева, висело ее платье, и поднялась из воды уже в рубашке: рубашка была в обтяжку на груди и на бедрах и только вокруг тонкой талии лежала свободно, Размотала длинную тяжелую косу, упавшую ниже колен, выжала из нее воду, набросила сиреневое платье, а голову обвязала красной повязкой. На вид ей было лет шестнадцать.

— Лавруша! Это племянник, что ли, твой? — громко спросила Груня, и голос ее зазвучал, как свирель.

— Племянник! — солидно ответил Лавр.

Груня посмотрела на Вукола своими необыкновенными глазами, и показалось ему, что она смотрит насмешливо.

— Как тебя зовут?

Вукол стоял бледный, глядя в землю, и, как зачарованный, лишился дара слова, ничего не смог вымолвить.

— Ишь ты, ровно царевич какой!

Легкой походкой прошла Груня мимо него и, проходя, опять обожгла его насмешливым взглядом. Она скрылась в лесу, напевая протяжную песню.

— Эх, какая! — сказал Вукол с удивлением, — похожа на дочь рыбака!

Лавр не понял его:

— Она не дочь рыбака, она Листратовых дочь, у них денег куры не клюют!

Они бросились в воду и поплыли. Потом, задержав дыхание, опустились на дно, открыли там глаза, как прежде делали, и сквозь воду, как сквозь ситец, видели друг друга сидящими на песчаном дне. Потому и называлось прозрачное озеро — Ситцевым. Вынырнули наверх, брызгались и плавали, как лягушки, но из памяти Вукола не выходил образ красавицы; ему хотелось как можно скорее опять увидеть ее и смотреть, смотреть без конца.

IV

В лес въезжала телега с двумя седоками. Лошадью правил мельник Челяк, приземистый, широкий, весь выпуклый, словно ведро-челяк, которым ссыпают зерно. Рядом сидел Елизар. В задке телеги было привязано какое-то сооружение из лубка и проволоки.

Когда телега въехала в лес, мельник остановил лошадь.

— Тпрр!.. залезайте, пострелята! на Проран едем!

Ребята вскарабкались в телегу, и она задребезжала по знакомой лесной дороге.

Вслед за телегой группами шла молодежь — парни и девки, как всегда в праздник. Мельник постучал по лубку и сказал смеясь:

— Мотови́ло-готови́ло по прозванью «фир» — у ней много дыр!

Дети засмеялись, хотя и не поняли замысловатых слов Челяка.

— Ковер-самолет! — улыбаясь, добавил Елизар и, обернувшись к Челяку, продолжал прерванный разговор: — Удастся ли, нет ли, но нет никакого сомнения, что наука добьется своего и человек будет летать, как птица…

Мельник потеребил окладистую каштановую бороду и озабоченно нахмурил косматые брови. Старый казинетовый пиджак его был насквозь пропитан мучною пылью.

— Наука! — насмешливо покряхтел он, подпрыгивая на ухабах, — а где ее взять мужику? До всего своим умом доходишь!.. Я спокон веку — мельник: гляжу на шестерни, на весь мельничный состав, гляжу, как мельница крыльями машет, а улететь не может!.. и вот явилась мысль! Двадцать лет строю, но не могу достигнуть… помощи нет ни от кого! Моя машина — это только первый опыт, модель… недостатков у ней — непочатый край… слов нет, испытывал я ее — с мельницы спускался — плават! а теперь через Проран могу…

Он помолчал, кряхтя и опираясь жилистыми руками о края телеги. Сгорбившись, походил на птицу, готовую взлететь.

— А ты что строишь? — помолчав, спросил он Елизара.

— Строил давно самокатку, бросал и опять принимался… Хочу теперь опять попробовать… Ты вот мельник, а я на заводах с младости работаю… видал много моделей. Модельщик я… Заглядывал в книги… Оказывается — физику надо знать: без эфтого знания стукаешься лбом обо все, как слепой…

— Вот то-то и оно: как жук на нитке…

— Но главная моя мысль не в эфтом!.. другая, высшая, большая мысль! — вздохнул Елизар.

— Какая?

Елизар тряхнул кудрями, помолчал и сказал, понизив голос:

— Паровой самолет — вот мысль!

Мельник взмахнул руками, всплеснул ладонями, чуть не вывалился из телеги и опять уцепился за наклеску. Потом, тоже понизив голос, прошептал:

— По совести скажу тебе, и я бьюсь! Не выходит! Заминка!.. Не по себе дерево рубим…

— Молчи! — досадливо прервал Елизар. — Опыты нужны! опыты! Пройдет, может, тысяча лет, не только самолет выдумают, а вся жизнь изменится, перевернется весь мир… всю работу будет исполнять машина, а человеку останется только один — самый высший труд — мысль!.. ты вспомни, оглянись назад, чего человечество достигло? Давно ли пошли пароходы и паровозы? А ведь до эфтого только в сказке Иван-дурак по щучьему веленью на печке-то ездил!.. Над англичанином Фультоном, который паровик приспособил, смеялись все, никто не верил, никто не поддержал, с голоду помер гений!.. А вышло по ево!.. И конечно — вместо ковра-самолета — полетит паровая машина! Полетит! В эфтом нет никакого сомнения!.. И на самокатках будут ездить очень даже в скорое время… но когда-нибудь откроют и вечный двигатель!