— К счастью, я позвонила им, когда вернулась в свою квартиру в первый же день, так что они не узнали об этом из новостей.
Родители были очень удивлены, и я даже услышала намек на разочарование, что скрывала свои отношения. Однажды, надеюсь, смогу рассказать им правду.
— Это хорошо. Могу представить, какой это был бы шок.
— Да уж.
Наш танец закончился с последним аккордом песни.
— Спасибо за танец, Эддисон.
— Не за что.
— Лучше себя чувствуешь?
Задумавшись, я склонила голову.
— На самом деле, да, немного лучше.
— Вот истинная сила танца.
— Обязательно запомню это, — со смехом ответила я.
Капитан по громкоговорителю сообщил, что мы скоро снижаемся, и я не могла не удивиться, насколько быстрее обычного самолета летел реактивный. Подошла Сандра, чтобы взбить наши с Джейн волосы и поправить мой макияж.
Как только мы приземлились, машина быстро отвезла нас к железнодорожному вокзалу. Хоть это и не было предусмотренной туром остановкой, на вокзале нас ожидали люди, но плотный график не позволил нам совершить подобную задержку. Вместо этого, мы сели в поезд и сразу же направились к первому пункту назначения.
Мы прибыли под фанфары развивающихся флагов и плакатов «Каллаган в Президенты», а из динамиков доносилась «Little Pink Houses» Джона Малленкампа. Когда остановился поезд, Джеймс и Джейн остановились на платформе и несколько мгновений позировали фотографам. Как только они начали спускаться по трапу, настало время нашего с Барретом выхода.
Когда мы вышли на платформу, Баррет взял меня за руку. При виде нас ликование толпы возросло, а мы просто улыбались и позировали для прессы, стоящей внизу. К счастью, когда мое лицо полностью замерзло, Берни жестом показал, чтобы мы спускались.
Когда я дернула руку к себе, Баррет сильнее сжал ее. Все так же улыбаясь, он пробормотал.
— Позволь мне помочь тебе спуститься.
— Я вполне способна сама это сделать, — ответила через сжатые зубы. Свободной рукой я продолжала помахивать толпе.
— Так надо для фотографов, — он повернулся ко мне. — Кроме того, после того, что случилось в прошлый раз, я не хочу, чтобы ты разбила себе лицо.
— Это была не моя вина, — возразила я.
— Просто позволь мне помочь.
— Нет уж, — пробормотала я. Честно говоря, я не знала, почему так упрямилась. В смысле, разве имело значение, поможет Баррет мне спуститься по трапу или же нет? Нет, но что-то в моей феминистской натуре противилось этой идее.
Глубоко в горле Баррета поднялся тихий рык, напомнивший мне Зверя из мультика «Красавица и Чудовище».
— Почему тебе обязательно быть такой стервой?
— А почему тебе обязательно быть таким женоненавистником?
Со стороны мы выглядели, как счастливая пара, которая принимала всех, кто их поддерживал и, может быть, комментировала толпу. На наших лицах застыли восторженные выражения, как будто нам только что вкололи ботокс. Конечно, если в толпе кто-то читал по губам, то мы облажались.
Когда я спустилась на первую ступеньку, Баррет все ещё не отпустил мою руку.
— Пошли, — шикнула я.
— Ладно.
То, что случилось в следующий момент, было исключительно на совести физики. Энергия, которую я использовала для рывка руки, толкнула меня вперед, когда Баррет опустил свою руку. Это поступательное движение отправило меня в полет на три ступеньки, и я приземлилась неопрятной кучкой в самом низу.
Через толпу репортеров передо мной прошелестел вздох ужаса. Я не знала, что было причиной такой реакции — то, что я, в прямом смысле, упала лицом в грязь, или то, что моя юбка, которая с веселым и кокетливым подолом, обмоталась вокруг моей талии. У меня, определенно, было чувство дежа-вю — или думаю, в этом случае, дежа-ню.
Хоть я и лишилась большей части кожи на коленках и ссадины сильно жгли, я повозилась, чтобы одернуть юбку, и только потом, карабкаясь, встала. Каждая молекула в теле гудела от такого же унижения, какое чувствуют в классическом обнаженная — перед — публикой сне.
Руки Баррета обвились вокруг моей талии, и парень поднял меня.
— Просто из любопытства, где, черт возьми, твое белье? — прошипел он мне на ухо.
— Эверет сказал мне не надевать его, чтобы не было видно контуров через ткань, — выпалила я. Повернувшись к прессе спиной, я прикинулась, что осматриваю повреждения на моих бедных коленях. — Не то, чтобы у меня не было чулок.
— Они, черт возьми, невидимы.
— Цвет называется телесный. Гугл в помощь.
— Да, ну, может, это и правда, но задницу ты довольно красочно продемонстрировала репортерам.
Подняв голову, я нахмурилась.
— Да, я это понимаю. Что насчет толпы?
— Нет. К счастью, пресса закрыла им вид.
— Спасибо, Боже, даже за такое милосердие, — пробормотала я.
— Ты забыла, что у этих репортеров есть камеры.