— Тогда увезите этого человека в Ресифе. Я не хочу, чтобы он оставался здесь. И прошу, капитан, обращаться с Кустодио хорошо, и не потому, что я жалею этих коитеро, просто не хочу лишнего столкновения с сенатором.
Старого Кустодио вместе с другими бросили в тюрьму, и теперь его била лихорадка. У него был приступ эризипелы. Глаза вышли из орбит, он с трудом дышал и, лежа, скорчившись, в своем углу, громко стонал. Другие арестованные сторонились больного старика.
— Не выдержит, скоро протянет ноги, — сказал кто-то из арестованных, — здесь скоро будет покойник. Стаскивай со старика сапоги.
Метис Терто подошел к хозяину. Ему были хорошо знакомы эти приступы, и он надеялся, что это пройдет через пару часов.
— Нет, это не смерть, нет, это — приступ эризипелы. Потом он успокоится, — говорил окружающим Терто.
В дверях показался тюремщик.
— Старик кончается, сеу Жока, — сообщили ему арестованные.
— Подождите, сейчас вызову капитана.
Офицера тюремщик застал в лавке у полковника.
— Капитан, у арестованного старика приступ. Хорошо бы позвать Флорентино из аптеки.
Полковнику Леутерио не понравилось это сообщение.
— Если этот человек умрет здесь, в Жатоба скажут, что его убили по моему приказу. — И полковник Леутерио С досадой добавил:
— Капитан, должен сказать вам, что в своем муниципалитете я не нуждаюсь в вооруженных отрядах полиции для борьбы с кангасейро. Недавно они побывали здесь, и я сам прекрасно с ними справился.
— Полковник, можете быть уверены, что я пришел сюда не с намерениями создавать какие-либо затруднения. Завтра же отправлю старика в Ресифе.
— И не думайте этого делать. Как только он прибудет туда, газеты подымут шум. Я не могу там рассчитывать на начальника полиции. Это — ставленник сенатора. Угодно вам, капитан, сделать мне одолжение? Увезите этого человека в Такарату.
Явившись в тюрьму, капитан Алвиньо убедился в том, что старик очень болен.
— Что с этим чумовым?
Он вошел в камеру и ткнул хлыстом, который держал в руках, в бесчувственное тело капитана и злобно прошипел:
— Жаль, что я не прикончил эту подыхающую тварь в пути!
Тюремщик предложил перенести больного в свободную камеру.
— Хорошо, перенесите, — согласился капитан. — Если не помрет, завтра отправлю его в Такарату.
Позже пришел аптекарь.
— У старика приступ болотной лихорадки. Это — дело двух дней. Я пришлю хинин, сеу Жока, пусть выпьет.
На следующий день капитан проснулся с высокой температурой, он не сознавал, где находится, и стал громко звать негритянку Донату. Голова была будто свинцом налита. Он посмотрел на дверь, через которую проникал в камеру дневной свет, и так как никого не увидел там, то стал изо всех сил кричать. Теперь он звал метиса Терто. В дверях появился тюремщик.
— Капитан Кустодио, я жил в Такарату еще при жизни вашего покойного отца и знаю вас.
Старик ничего не понимал.
— Как? Что ты говоришь? Где негритянка Доната? А метис Терто? Терто, Терто!
Мало-помалу капитан утих и стал рассматривать стоявшего перед ним тюремщика.
— Послушай, сынок, я был в доме, когда Мосинья позвала меня: «Кустодио, пойди посмотри». Это был покойник в гамаке. Бросили тело моего сына на пороге. Он был мертв, весь истерзан пулями и кинжалом.
Потом, почувствовав, что он говорит с незнакомым человеком, капитан пристально посмотрел на тюремщика и спросил:
— Где я?
— Капитан, вы арестованы и находитесь в тюрьме Жатоба.
Старик закричал, выскочил из гамака, но не удержался на ногах и упал на пол.
— Арестован в Жатоба? Боже мой, я пропал!
Лежа на полу, как смертельно раненный зверь, старик делал неимоверные усилия подняться, но безуспешно.
— Касуса Леутерио! — пробормотал он, опустил голову и замолчал.
И даже тогда, когда тюремщик с трудом укладывал его в гамак, он не поднял головы. Словно маленький ребенок, он подчинился тюремщику и только прикрывался гамаком, чтобы не видели его слез.
Через некоторое время в камеру вошел офицер с каким-то человеком — это был секретарь полиции.
— Старик, говори! Сейчас же говори все! Бандит, что был с тобой, уже во всем сознался. Ты ничего не выиграешь от того, что будешь молчать.
Но капитан Кустодио даже не взглянул на него. Он лежал, прикрыв глаза, спутанная борода падала ему на грудь, он весь сжался в своем углу, как намокшая под дождем птица.
— Говори же, старик, я занят.
— Послушайте, — обратился к нему Кустодио, — я был в доме, когда Мосинья позвала меня: «Кустодио, там несут покойника в гамаке». Бросили тело парня на пороге. Это было тело моего сына, все истерзанное пулями и кинжалом. И сказали: «Вот то, что прислал тебе полковник Касуса Леутерио!»
— Замолчи, старая бестия, я тебя не об этом спрашиваю. Я хочу знать: для кого вы везли оружие? Где закупали патроны?
Старик некоторое время смотрел на него молча, потом закрыл глаза и отвернулся к стене.
— А полковник не разрешает мне допросить эту мразь по-настоящему! Под ударами кнута он бы заговорил, как миленький. Пойдем, допросим его парня. Я ему уже всыпал для начала, но он уверяет, что ничего не знает. Я не действую, как должно, только чтобы не перечить полковнику, не то старик заговорил бы у меня.