Каникулы

— Всё! Понял! Лечу! Жжж! И полетел Илья!

— Как операция? Всё нормально? — спросил Пахом. — Как там эти?

— Зачем спрашиваешь? — устало сказал Серега. — Это же Рита. Это бог медицины. Это для нее семечки!

— И что же дальше? Рита говорила? Как долго ждать?

— Пусть затянется. Но у Риты какое-то импортное средство. Говорит, что это произойдет буквально на глазах. Скоро Пахом всё закончится. И мы свободны.

— Хорошо бы! А что ты скажешь в академии, что пропустил начало занятий? Рита, думаю, соломку подстелила. Она-то очень умная.

Серега посмотрел на него с удивлением. Покачал головой, одернул халат.

— Ты меня поражаешь своей наивностью. Я ни одной пары не пропустил. Нет! На самом деле довольно много пропустил, особенно тех, которые не по медицине. Но официально ни одной! Я хоть от министра здравоохранения могу предоставить им справку, что я находился, допустим, на стажировке в мюнхенской поликлинике. А вот как ты будешь выкручиваться? Часто у тебя ноги бегут вперед головы. Извини, конечно, Пахом!

Пахом возмутился, погрозил зачем-то пальцем:

— Я тоже предусмотрительный. Написал заявление по семейным обстоятельствам. Вот так-то, друг ситцевый!

Серега промычал. Покачал головой, бросил взгляд в сторону душа.

Распахнулось окно. Перед окном рос высокий куст ирги.

— Проветривает, — сказал Серега. — Что-то я проголодался. Кстати… Нет, тебя нельзя, ты же у нас впечатлительный. Лучше припрягем товарища, который топает из душа. Иди сюда, дорогой!

Когда Илья приблизился, Пахом даже не поверил. Такое впечатление, что подошел другой человек. От него ничем не пахло. Точнее это был запах здорового чистого тела. Вот что делает мыло!

— Что за парфюм? — удивился он. — Или это кто-то другой? Кто вы, мужчина?

Втянул сильно воздух. Илья сухо ответил, вроде как обидевшись, хотя, кажется, он вообще не умел обижаться:

— Чудо-мыло! Не презентуете маленький обмылочек? Для дальнейших обмываний. Я в полном восторге.

Серега улыбнулся. Развел руки и кивнул. Хорошо, еще не шаркнул ножкой.

— Мыло твоё! Только пользуйся им! Пить его нельзя!

— По правде сказать, я уже и запамятовал, когда последний раз мылся. Постой! Нет! Не вспомню. Старые бомжи говорят, что нельзя мыться. На бомже не простая грязь, а защитная грязь. Смоешь ее, и зараза тебе какая-нибудь обеспечена. Поры откроются. И полезет!

— Поэтому свиньи так любят поваляться в лужах, — пошутил Пахом. — Чтобы не болеть!

— Только такое существо как человек способно находить убедительное объяснение собственной лени и порокам, — важно произнес Серега, как будто он читал ученый фолиант. — Имеются в виду присутствующие здесь.

На Илье были только черные трусы, выданные ему перед оздоровительной процедурой, поскольку Серега почему-то был уверен, что бомжи не носят трусов и вообще нижнего белья. Но зато надевают гору верхней одежды.

— Поражаюсь Ритиной предусмотрительности, — сказал он с восхищением.

Отправился к «тойоте» и вернулся с пакетом с надписью «Пятерочка».

— По дороге сюда она купила кое-какую одежонку. Я нисколько не удивлюсь, если она Илье будет самый раз. Ведь она уже всё знала о нем до его появления.

Илья натянул серые спортивные штаны с желтой резинкой, майку-тельняшку, ноги поставил в черные сланцы. Затем повернул голову вправо и вниз, стараясь увидеть, ка он выглядит сзади. Кажется, он был удивлен.

— Сейчас побреешься и сам себя не узнаешь, — сказал Серега. — Ален Деллон не пьет одеколон.

Он сложил руки на груди и, цокая языком, оглядывал Илью. Может быть, представлял себя в роли Пигмалиона? Творческая гордость самая гордая.

— Это уж принципиально нет! — заявил Илья. — Ни под каким соусом!

— Ладно! — согласился Серега. — Надеюсь, что чудо-мыло продезинфицировало и твою щетину. И без нее тебя не узнают коллеги.

— Надежда юношей питает! — прдекламировал Илья. — Но не людей, ведущих определенный образ жизни. Они вынуждены самостоятельно добывать себе пропитание, показывая при этом чудеса изобретательности и находчивости. Вот она моя маленькая чудо-бутылочка! Моя родимая и незабвенная!

Илья вылил в себя остатки вина и крякнул. Бутылку он осторожно опустил возле крыльца. Может, намеревался забрать, когда будет уходить.

— Другой человек! Хомо новикус! — воскликнул он. — Прошу любить и жаловать! А не запеть ли?

Илья подергал на себе майку. Че Гевара задергал щеками.

— Разве можно в таком обличии показаться перед друзьями? Они же убьют меня.

— Можете заходить, ребята! — раздался Ритин голос. — Пора уже перекусить!

Большая часть комнаты была занавешана простынями. Им пришлось ютиться в кухонном уголке. За занавесью находился стационар, где лежали только что прооперированные пациенты и их подруга. Время от времени оттуда доносились стоны и невнятное бормотание, и шевеление. Сели за стол, кроме Сереги, который готовил быстрый ужин. Пахом старался не глядеть на занавесь. Воображение представляло ему, как оттуда начинают выходить их клиенты, превратившиеся в зомби.