Каникулы

До обеда оставалось полтора часа, когда мастер-класс закончился. Но, прежде чем мы разошлись, появилась Ха Енг в сопровождении Джи Хе.

Я была уверена, что Ха Енг-то уж точно освободят от заданий после истерики в столовой, но ошиблась – Джи Хе сообщила, что она отправится за хворостом вместе со мной.

– Есть интересы общины, и есть – твои собственные, – отчитывала она Ха Енг, блуждавшую глазами по вытоптанной траве. – Ты знаешь, что должно быть в приоритете. Миссия каждого здесь – служение друг другу. Все вы – братья и сестры. Звенья одной цепи. Ослабнет одно звено, и цепь порвется. А мы не можем допустить этого. Только не сейчас, когда от вас зависит так много. Все, что созидалось лидером годами, теперь в ваших руках. Я вижу, что ты думаешь только о себе, когда все вокруг тебя выбрали путь служения общине. Ты понимаешь это?

У Джи Хе была интересная манера: она не кричала, когда злилась. Не ругалась. Она говорила с чудовищным спокойствием, чеканя слова. Это был тот самый случай, когда ледяному тону я предпочла бы крик. Крик бьет наотмашь, и уже через миг боль отступает, а этот ядовитый тон режет ножом. Медленно. Вызывая желание сделать что угодно, лишь бы это прекратилось.

Джи Хе произнесла целую тираду, но то, что она хотела сказать, выразили не слова. Она твердила: «Не оправдала доверия», «Не ценишь общину, которая дала тебе все», «Не умеешь служить другим». Но ее манера речи, тон голоса и взгляд говорили: «Мы все здесь идеальные, а ты не такая. Ты – хуже. Ты – изгой. Ты – ничтожество».

Я думала, только мама так умеет. Да, я вспоминала ее, пока Ха Енг, потупившись, краснела под всеобщими взглядами. Ненавижу такое, но давно привыкла молчать. Отчитывая Катю, мама лишь сильнее озлоблялась, стоило мне вступиться. Я перестала это делать еще в детстве и от этого чувствовала ничтожеством себя. Лишь однажды, не так давно, я не выдержала и очень пожалела.

Катя не возвращалась домой всю ночь. Накануне вечером она позвонила маме и сказала, что останется у нашей общей подруги, с которой они собирались допоздна готовиться к зачету. Но полчаса спустя, возвращаясь с работы, мама встретила ту самую подругу в метро в компании совсем других людей. Она не перезвонила Кате. Ничего не сказала мне. Папа был в командировке и не знает о случившемся до сих пор. В тот вечер дома было непривычно тихо.

Мама дождалась утреннего возвращения сестры. Она не кричала. Вообще не произнесла ни слова. Даже не шипела, как обычно. Я выбежала из комнаты на хлесткий звук удара и Катин вскрик. Унизительно и гадко – вот как это было.

Мама не спрашивала, где и с кем Катя провела ночь: сестра рассказала сама. С парнем – ее однокурсником по медицинскому. Он приходил к нам домой, мама знала его. Услышав об этом, она снова влепила сестре пощечину.

Тогда я не выдержала и встала между ними. Сказала, что ничего плохого не случилось. Что Катя соврала, чтобы мама не переживала. А Сережа… Я тоже знала его, и он всерьез ухаживал за сестрой, так что рано или поздно… Мама не дослушала. Она оттолкнула меня и принялась в каком-то диком исступлении хлестать сестру по щекам. Пытаясь прекратить это, я схватила маму за руки и на миг перехватила ее горевший не человеческой – змеиной – злобой взгляд, как вдруг… Ужасная догадка мелькнула в мозгу: ночь, проведенная с парнем, была лишь предлогом. Меня передернуло от осознания: мама ненавидит мою сестру.

Я отпрянула, пытаясь отбросить эту мысль. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы это было неправдой. Чтобы то мгновение оказалось лишь мимолетной вспышкой гнева, которая рассеялась так же быстро, как разгорелась, и мы все втроем рыдали бы обнявшись, но… После того случая мама еще месяц не разговаривала с сестрой. Просто молчала, как будто Кати не существовало. И смотрела тяжелым и глубоким взглядом куда-то мимо нее.

Мамин взгляд из тех, что чувствуешь на себе еще долго после того, как она переведет его на кого-то другого. Но теперь он изменился. Она смотрела на сестру так, как будто не видела ее в упор. Пустое место, а не дочь. Я поймала себя на мысли: могло ли такое случиться между ней и мною? Могла ли мама так же смотреть на меня? Этот вопрос не давал мне покоя даже спустя время, когда она начала общаться с сестрой как прежде, как будто ничего не случилось. Все вернулось на круги своя без слез и объятий. Без обещаний больше не врать друг другу. Без настоящего прощения. Тогда я убедилась окончательно, что была права. По какой-то одной ей известной причине мама не любит мою сестру.

Когда Джи Хе закончила, я выдохнула. Ха Енг все еще стояла с опущенной головой. Она сказала только: «Простите, это не повторится». Она обращалась ко всем нам, как будто была виновата перед каждым. Абсурд. Я даже не знала, что произошло. Если у Ха Енг какие-то проблемы, Джи Хе следовало бы поддержать ее. Если же Ха Енг создала какие-то проблемы нам, то не думаю, что они могли оказаться настолько серьезными, чтобы она заслуживала подобной отповеди.