Каникулы Элси

— Послушание родителям, мое милое дитя, ты знаешь, включено в эту благословенную книгу. Дети должны почитать своих отца и мать. Это Божия заповедь, и если ты любишь Его Святое Слово, ты будешь послушна указаниям отца. Твой отец обязательно простит и примет тебя опять, если ты проявишь себя послушной и терпеливой.

— Я люблю своего папу очень, очень сильно, — ответила Элси со слезами, — и я хочу подчиниться ему,

но он не любит Иисуса, и иногда он просит меня нарушить Божию заповедь, тогда я не могу подчиниться ему.

— Так вот в чем дело?! Бедное дитя! — с искренним участием проговорил господин. — Тогда ты права в непослушании, только, прежде чем отказаться исполнять распоряжения отца, ты должна быть полностью уверена в том, что они против заповедей Божиих. И еще будь особенно внимательна и послушна ему во всем, что ты можешь добросовестно выполнять.

— Я стараюсь, сэр, — кротко ответила Элси.

— Тогда успокойся, дитя мое. Бог, конечно же, послал тебе это испытание с какой-то доброй, мудрой целью и в свое, определенное время, Он снимет его с тебя. Только будь терпеливой и послушной. Он может изменить сердце твоего отца, и об этом ты и я будем молиться.

Элси с благодарностью посмотрела на него, и они поднялись, чтобы идти в дом. Сердце ее было переполнено радостью, и она молча шла рядом со своим новым другом, который продолжал утешать и ободрять ее. Подойдя к двери, он пожелал ей спокойной ночи и выразил свое сожаление о том, что больше ее не увидит, так как должен покинуть Розлэнд, но пообещал ей не забывать ее в своих молитвах.

Когда Элси вошла в комнату, тетушка Хлоя сказала, что отец передал, чтобы она зашла к нему, как только вернется с прогулки, он будет ждать ее в своей комнате.

Тетушка Хлоя сняла с девочки шляпку, и пока говорила, привела в порядок ее волосы. С бьющимся сердцем Элси послушно направилась к отцу. В ответ на ее робкий стук, отец сам открыл дверь.

— Няня сказала, что ты звал меня, папа, — дрожащим голосом проговорила Элси, робко глядя на него.

— Да, я посылал за тобой, заходи, — ответил он и, взяв ее за руку, повел к креслу, с которого только что поднялся. Мистер Динсмор сел, а она стояла перед ним, как подсудимый перед судьей.

Некоторое время Элси стояла молча, опустив голову и не поднимая глаз, трепеща перед предстоящим и не зная, какие еще испытания предстоит ей выдержать. Наконец она решилась посмотреть на отца.

Лицо его было печальным и измученным, но очень суровым.

— Элси, — начал он наконец тихо и неторопливо. — Вчера вечером я тебя предупредил, что если ты по-прежнему не будешь подчиняться моей воле, я вынужден буду применить строгие меры. Теперь я решил, что это будут за меры. Теперь, когда, ты продолжаешь упрямиться, ты окончательно изолирована от семейного круга. Пищу ты будешь принимать в своей комнате, и хотя я не ограничиваю ее хлебом и водой, она будет очень простой, никаких сладостей и деликатесов ты не получишь. Я также лишаю тебя карманных денег и всех книг, за исключением твоей Библии и школьных учебников. Я запрещаю тебе ходить в гости или принимать кого-либо у себя. Ты должна объяснить всем, кто будет настаивать на встрече с тобой, почему ты не можешь их принять. Ты также должна понять, что я запрещаю тебе ходить в любую другую комнату в доме, кроме своей собственной и классной, разве только я разрешу тебе. Из дома ты больше не будешь выходить совсем, даже в сад, только на свои ежедневные прогулки в сопровождении одного слуги. Ты будешь продолжать свои школьные занятия, как обычно, но никто не должен с тобой разговаривать, кроме твоего учителя, так как я уже попросил остальных не поддерживать с тобой никаких связей. Это твой приговор, и вступает он в силу с этого самого часа, но он будет отменен в то самое мгновение, как только ты придешь ко мне с полным раскаянием за прошлое и пообещаешь полное, безоговорочное послушание в будущем.

Пока отец говорил, Элси стояла как статуя, крепко сжав руки и устремив свой взор в пространство. Она сильно побледнела, веки и рот ее слегка подергивались, больше никаких эмоций она не проявляла.

— Ты слышала меня, Элси? — спросил отец.

— Да, папа, — пробормотала она так тихо, что он едва мог расслышать.

— Не хочешь ли ты что-нибудь сказать мне, прежде чем я отправлю тебя в твою комнату? — спросил он неожиданно потеплевшим голосом.

Он был немного встревожен необычным спокойствием ребенка, но тревога эта тут же исчезла. Опустившись на колени, она безутешно разрыдалась.

— Ох, папа, папа! — всхлипывала она, устремляя свой взор на него, — неужели ты никогда, никогда больше не будешь меня любить? Неужели я не смогу больше никогда приблизиться к тебе и говорить с тобою?

Он был сильно тронут.