Каникулы Элси

Незнакомец задержал мистера Динсмора гораздо дольше, чем тот ожидал, и когда он возвратился опять в свой кабинет, короткий зимний день уже склонялся к вечеру. К великому своему удивлению и расстройству он обнаружил Элси на том самом месте, на котором ее оставил. Девочка не заметила его присутствия, пока он не подошел к ней вплотную. Посмотрев вверх, она вздрогнула и сильно покраснела

Он осторожно взял книгу у нее из рук, отложил ее в сторону, затем подняв Элси, поставил ее на пол и повел через комнату, где сел на диван и, приблизив к себе, посмотрел на нее печально и расстроенно.

— Представляет ли моя маленькая девочка, сколько времени прошло, с тех пор как отец попросил ее отложить книгу в сторону? — спросил он ласково, но с оттенком выговора в голосе.

Элси молча опустила голову, и по ее пылающим щекам быстро скатились крупные слезы.

— Меня очень огорчает, что моя доченька может быть такой непослушной! Это даже вселяет в меня страх, что она не любит меня больше.

— Ох, папа, не надо! Не надо так говорить! Я не могу этого слышать! — воскликнула она с рыданиями, бросившись ему в объятия. — Я люблю тебя очень сильно, папа, и я не могу смириться с тем, что я огорчила тебя. Я знаю, что я очень нехорошая и достойна наказания, но я не хотела не слушаться. Книга была очень интересной, и я не заметила, как быстро пролетело время.

Отец вздохнул, но ничего не ответил. Обняв девочку рукой, он прижал ее к себе, ласково и нежно поглаживая ее волосы. Некоторое время тишину нарушали только тихие всхлипывания Элси. Затем она спросила полушепотом:

— Ты накажешь меня, папа?

— Я должен забрать у тебя книгу на несколько дней и думаю, что этого наказания будет достаточно, чтобы заставить тебя быть более внимательной к моим приказаниям, — серьезно ответил он.

— Дорогой мой папочка, какой ты добрый! Я уверена, что заслуживаю гораздо большего наказания, чем это! — Воскликнула она, поднимая голову и с благодарностью посмотрела на него. — Но я очень сожалею о своем непослушании, пожалуйста, прости меня.

— Я прощаю, доченька, — он нагнулся и поцеловал ее. — А теперь иди надень пальтишко и капюшон. Я думаю, что у нас все еще есть немного времени, чтобы прогуляться по саду, прежде чем стемнеет.

Во время прогулки Элси почти не разговаривала. Она молча шла рядом с отцом, крепко держась за его руку. Он тоже казался необычно задумчивым.

Когда они вернулись в дом, было почти темно. Сняв верхнюю одежду, Элси вошла в кабинет отца, где он сидел в кресле-качалке рядом с ярко пылающим камином. Весело потрескивали смолистые дрова.

Элси очень любила длинные зимние вечера, когда она с большим удовольствием могла забраться к отцу на колени и разговаривать с ним или петь, а возможно, что было гораздо чаще, положив головку ему на грудь, наблюдать за пляшущими языками пламени. Всегда великолепной была картина поднимающихся вверх искр.

Мистер Динсмор сидел откинувшись назад, по всей вероятности, глубоко задумавшись, и не слышал легких шагов Элси.

На секунду она остановилась в дверях, устремив на него тоскливый взгляд, затем, слегка вздохнув, она прошла к другому концу камина и села на маленький стульчик.

Несколько минут она тихонько сидела, смотря в огонь, личико ее было грустным и задумчивым. Неожиданно слова отца вывели ее из грез:

— Почему у меня нет сегодня на коленях моей малышки?

Она быстро вскочила и с радостью бросилась к нему.

— Если ты предпочитаешь свой стульчик, то оставайся там!

Она забралась уже на свое обычное место и, обвив его шею руками, прижалась щекой к его щеке и сказала:

— Нет, конечно же нет, папа, ты знаешь, что я больше всего люблю сидеть у тебя на коленях. Пожалуйста, позволь мне быть здесь.

— Тогда почему же ты сразу не пришла ко мне? — спросил он.

— Потому что я боялась, папа, — шепнула она.

— Боялась? — удивленно медленно повторил он, и вид у него был такой, словно это его ранило.

— Да, папа, — тихо ответила Элси. — Потому что я была очень непослушная сегодня, и знаю, что я недостойна подходить к тебе.

— Разве ты не слышала, когда я сказал, что я прощаю тебя? — спросил он.

— Да, папа.

— Очень хорошо, но если ты прощена, то значит, все остается по-прежнему, так, словно ты и не совершала ничего. И если ты мне веришь, то ты должна была прийти прямо ко мне и воспользоваться всеми привилегиями моей доченьки, как и обычно, — все это он произнес очень нежно, но внушительно.

— Я верю тебе, папа. Я знаю, что ты всегда говоришь правду и имеешь в виду то, что говоришь, — ответила она сдавленным от слез голосом. — Но я знаю, что сегодня я не заслуживаю места у тебя на коленях.

— Чего ты достойна, об этом мы сейчас вообще не говорим, мы говорим о том, что ты можешь иметь, достойна ты того или нет.

— Ах! — продолжал он, тихим задумчивым голосом, как будто рассуждая сам с собой, а не обращаясь к ней. — Точно так же происходит и с нами. Когда наш Небесный Отец предлагает нам даром полное прощение всех наших проступков, мы почти не верим Ему... Мы продолжаем ходить и стонать под тяжестью наших грехов и боимся воспользоваться привилегией Его детей.