Каникулы в Лондоне — 2. Рассвет утраченной мечты

Неожиданно Энн согласилась, и уже через сорок минут открыла дверь студии. Я к этой минуте успел навести здесь некое подобие порядка (и с каких пор меня это так беспокоит?), но, увидев ее — бледную и растерянную — сразу же стушевался. Снова.

Чувства и разум вступали в конфронтацию. Когда ты хочешь броситься человеку навстречу, заключить в свои объятия, но понимаешь, что этим можешь лишь отпугнуть и оттолкнуть. Приходится сдерживать себя. А это непросто.

— Мне так плохо… — просипела она, не поднимая глаз. И я снова увидел слезы. — Сыграй что-нибудь, — попросила, устраиваясь с ногами на скромном диванчике в студии.

На секунду я застыл в раздумье. Сыграть? Что? Новую песню? Но вдруг она причинит ей еще больше боли? И я решил, что сыграю только мелодию новой песни, без слов.

Так и сделал. Устроился у окна и принялся играть, поглядывая на Энн лишь изредка, чтобы не смущать.

Она лежала на диване, свернувшись клубочком, став совсем маленькой и беззащитной. Плакала ли? Не знаю.

Я продолжал играть, как заведенный. Одну мелодию, другую. Всё без слов. Что-то из школьного репертуара. Пока она наконец не уснула. И вот тогда у меня появилась наконец возможность побыть рядом с ней. По-настоящему рядом.

Я тихо отставил гитару, присел перед Энн на корточки и несколько секунд смотрел на ее расслабленное лицо, приобретшее наконец черты умиротворенности. Осторожно убрал волосы, упавшие на лицо. Мне так хотелось ее защитить! Но что я мог сделать?

— Спи спокойно, — прошептал я, губами касаясь ее запястья.

Долго ли это продолжится с нами? Это чувство и возможность быть вместе хотя бы вот так, ненадолго, урывками?

Я укрыл ее своим пиджаком, погасил свет и полулежа-полусидя устроился в кресле в противоположном углу комнаты. Поворочавшись немного и запрокинув голову, чтобы было удобнее спать, я через сорок минут или час наконец-то уснул. Обычно сразу же вырубаюсь, а тут… мыслей было много… разных. И о сущности жизни, и о том, кому какой путь предназначен. Кто-то живет всего несколько лет — только появился, и сразу ушел, а кто-то живет много лет. Не хочет жить, а живет. Старики, которым эта жизнь уже в тягость. Почему так? Каждому свое? Конечно. Только легче от этого понимания не становится.

Слишком запутанно. Слишком сложно. Поэтому столько ошибок. Столько мгновений, которые не перепишешь. Обратной дороги нет. Есть дорога только вперед. Всё это, разумеется, правильно. Буксовать и рефлексировать некогда. За это я и благодарен моему темпу жизни — здесь почти не бывает остановок в пути. Всё время вперед.

А если я упущу что-то важное? Любовь? Может ли быть так, что Энн и есть моя любовь? Не знаю.

Закрыл глаза, вдохнул.

Я ничего уже не знаю.

Глава 15

C утра была съемка.

Я проснулся, чувствуя себя разбитым, и первые пару секунд пытался осмыслить, почему я сплю в кресле. Потом в памяти резко всё встало на свои места: Энн узнала о смерти Роззи, Пол пригрозил прервать наш роман, написание новой песни…

Девушка по-прежнему безмятежно спала на диване, словно с того момента, как я смотрел на нее, а после укрыл своим пиджаком, прошло не больше пяти минут. Даже поза та же — на боку, с чуть вытянутыми вперед руками.

Я не стал ее будить. Оставил свои ключи и короткую записку с просьбой позвонить на столе и тихонько затворил за собой дверь. Хорошо, что сегодня была назначена съемка. Если бы Пол заявился сюда прямо с утра, он вряд ли был бы доволен.

Путь на машине до места назначения занял пятнадцать минут. Известное вечернее шоу. Да, вечерние шоу снимают днем или с утра. И здесь нет никакой логики. Я должен немного поговорить с ведущим, а после исполнить одну из песен. Пол разрешил выбрать любую. Обычно я исполняю что-то из свежего, но в этот раз решил остановиться на той, которая была выпущена чуть больше полугода назад, как посвящение Энн — еще один пиар-ход от Пола. В акустической версии она звучала немного иначе — более личной и искренней, и совпадала с моим ощущением.

— Ларри, тебе ведь наверняка попадались навязчивые фанатки?

— Бывало.

— Ты как-то от них скрываешься?

— Ты хочешь знать, ношу ли я солнечные очки на пол-лица и натягиваю ли капюшон до подбородка? Да.

Ведущий Макс Брайен мне нравился, поэтому с ним я вполне мог расслабиться и позволить себе шутливый тон. Зрители любят, когда их веселят.

— И где тебя можно встретить в таком виде?

— А вот это уже конфиденциальная информация, — смеюсь.

— В Испании ты тоже так ходил?

Я дал себе секунду на размышление.

— Приходилось.

Макс обратил свой взор на камеру.

— Дорогие девушки! Если в солнечной и гостеприимной Испании в сорокаградусную жару вы увидите странного человека, укутанного с ног до головы на фоне пестреющих сомбреро — знайте, это Ларри Таннер.

Приглашенная публика засмеялась. Я тоже не мог сдержать улыбку.

— Когда я был там, стояло пятнадцать градусов. Так что смотрелся я вполне гармонично.

Макс с показной досадой хлопнул ладонью о ладонь, мол, не вышло вывести кумира на чистую воду. Я опять засмеялся. Отличный сегодня день, почему бы не улыбнуться?!