Всё. Я снова свободная девушка. Только стала на один год старше, на одну ступень опытнее и немного мудрее.
Уже направляясь в аэропорт, вспомнила, что по условиям контракта должна обменять его на соглашение о расторжении в связи с выполнением условий. Пришлось попросить водителя изменить маршрут и надеяться, что Ларри сейчас там не будет. Дозвониться до Пола, увы, так и не получилось.
Но, то ли по закону подлости, то ли из-за преследующего меня злого рока, прежде чем открыть дверь, я прислушалась, надеясь определить, есть ли там кто-то. И стала свидетельницей разговора на повышенных тонах.
— Это переходит границы, Ларри. Это всего лишь игра — иг-ра! — и она ни в коем случае не может стать твоей девушкой на самом деле. Тем более сейчас.
Блин, он и правда решил поговорить об этом с менеджером? Ларри, зачем?
И всё-таки сердце дрогнуло, и губы растянулись в улыбке. В горькой усмешке, вернее.
— Я не пойму, я нужен им как певец, или их больше интересует вся моя подноготная, включая личную жизнь?
— Ларри, ты прекрасно знаешь, что ты артист, поэтому разделить личную и творческую жизнь тебе не удастся. Таковы условия. Ты не первый, кто с этим сталкивается, и не последний уж точно.
— Тогда мне не нужен этот контракт.
А вот это уж совсем неожиданно!
— Ты в своем уме? — на два тона выше воскликнул Пол. — От такого шанса не отказываются!
— Отвали.
Я едва успела отскочить от двери за угол, находящийся в трех шагах за моей спиной. К счастью, Ларри был в дурном настроении и пролетел по прямой, не заметив меня.
«Обойдусь без соглашения», — подумала я и рванула в аэропорт.
Последние дни выбили из меня всю решимость и превратили в сплошной комок нервов.
Уезжая в последний раз из студии, где провела немало времени за этот год, я вспомнила вдруг о Мэй — моей новой знакомой, с которой нас тоже свел Лондон. Мы часто созванивались и списывались, но больше, увы, не встретились. Мне дважды пришлось отменять запланированные прогулки с ней из-за разъездов с Ларри и Полом. А теперь…
Я набрала ее номер, подходя к спуску у Темзы, на который просто не могла не прийти — раз уж время осталось. Совсем рядом бурлил и жил яркой жизнью загадочный Лондон, часто прикрывающий лицо под маской серого равнодушия. Но стоит лишь захотеть увидеть в нем что-то большее, вглядеться внимательнее — ты полюбишь его навсегда. Так и с людьми. И с Ларри.
— Привет, Энн! Ты не поверишь, я только что думала о тебе! И знаешь почему? Мне снова попался сюжет о вас с Ларри! Только что, в музыкальных новостях. Почему ты ничего не рассказываешь о концерте? Прошло уже столько времени, а я всё жду отзывов! — сразу затараторила Мэй, заставляя меня отвлечься от грустных мыслей.
Почему она всегда такая веселая и энергичная? Неужели всегда всем довольна? Или у нее жизнь простая? Нет, я знаю, что нет. Два года назад она приехала из Венесуэлы в город своей мечты, вопреки уверениям всех знакомых, что это блажь и ничего не выйдет. Сама поступила в университет, обзавелась знакомыми, живет в общежитии, подрабатывает по вечерам в кафе, помогает организовывать праздники, набирается опыта, чтобы в будущем открыть свой бизнес, и строит планы, не оглядываясь на мнения и покручивания пальцем у виска. Просто она — боец. И я знаю, что она скажет, узнав о моем решении.
Но сперва я рассказала ей о концерте — как это было здорово. И о поездке в Лос-Анджелес, где я чувствовала себя незваной гостьей на чужом празднике. И о контракте. И о подслушанном разговоре. И о билетах, что лежали в сумке и ждали своего часа.
— Совсем с ума сошла? — когда я дошла до решающей части, завопила Мэй. — Ты сейчас где?
— У Темзы. У меня есть здесь любимый спуск, пришла напоследок.
«У нас, у нас с Ларри», — подсказывало сердце, но я от него отмахнулась.
— Вот и выброси билеты прямо сейчас в эту реку! И даже не вздумай улетать, не попрощавшись с ним, ясно?
И откуда в её голосе взялись такие командные нотки? Во мне же взыграло упрямство и «синдром взрослого»: делаю так, как хочу, потому что решила. Пусть даже потом мне от этого будет лишь хуже.
— Скажи мне честно, ты его любишь?
— Я не могу… — только начала было я, собираясь произнести пространную длинную речь о том, что тема любви очень важная и сложная, чтобы судить о ней здесь и сейчас. Но Мэй решительно перебила меня.
— Без всяких раздумий. Просто ответить мне прямо сейчас: ты его любишь?
И вся философия вдруг испарилась. И на поверхности осталось лишь одно слово.
— Да.
Вот так просто.
— Люблю.
Почему я впервые сказала об этом не Ларри, а Мэй?
«Потому что он никогда не узнает об этом», — ответила тут же самой себе.
— Тогда почему позволяешь обстоятельствам и людям, которые не чувствуют того, что и ты, разрушить свой внутренний мир, выплеснуть оттуда святое чувство? Энн, ты соображаешь вообще, что творишь? Знаешь о том, что он будет чувствовать, когда узнает об этом предательстве?
Что? Предательстве? Я никогда бы не предала его, и больше всего на свете хотела бы быть поддержкой ему всю жизнь. Но какой станет эта жизнь, если его мечты и карьера рухнут из-за меня?