Каникулы в Риме

За оставшиеся дни исходили почти весь Рим – так казалось, но его все равно оставалось очень много, за неделю не осмотреть. В полдень трогали солнечный столб в Пантеоне, и рука проваливалась в сияние, словно одеваясь в золотую перчатку. Ходили по Форуму, аккуратно обходя колонны, оставшиеся стоять после всех потрясений, и глядя на те места, где когда-то находились жилые дома, театры, бани. Попробовали, каково это – есть мороженое на другой могучей лестнице, ведущей на Капитолийский холм; оказалось – ничуть не менее вкусно. Учились пользоваться автобусами и даже один раз удирали от контролеров. Стояли и долго слушали уличных музыкантов, игравших на арфе и флейте классические мелодии в собственной аранжировке; Макс купил диск и уверял, что, если устроить этим ребятам концерт в Москве, отбою от публики не будет. Ребята улыбались недоверчиво, однако адрес электронной почты оставили. Амлинский пообещал, что в следующий раз, если вдруг доведется побывать в Риме, договорится, чтобы в собор Святого Петра и Сикстинскую капеллу их впустили вечером, когда для туристов уже все закрыто; на вопрос: «Как?» не ответил, только ухмыльнулся загадочно, пробормотав, что связи творят все. Кирилл все-таки выпросил у Макса айпад ненадолго, и они сидели на скамейке в садах у виллы Дориа Памфили, склонив над планшетом головы – рыжую и черную, – и азартно резались в «Злых птичек». Макс нашел в Интернете и умудрился добыть последние билеты на оперу в Термах Каракаллы, и Инга впервые услышала «Тоску» под неправдоподобно синим небом.

Это оказалась отличная неделя, и, вот странность, даже криминальный уклон ее не испортил.

Теперь все заканчивалось. Вечер с друзьями перетек в ночь, когда слова снова оказались не нужны, а потом наступило утро – так незаметно, так неотвратимо, что Инга едва не заплакала.

Нет, этим глупостям она не подвержена. Она со всем справится, как и раньше.

А потому Инга собрала чемодан, прошествовала на выход, улыбалась всем до самого аэропорта и в самолете улыбалась. С нее не убудет, и британские ученые давно доказали, что, если вам грустно, все равно нужно улыбаться. Впрочем, что там британские ученые! Классики русской поэзии давным-давно все сказали. В бури, в грозы, в житейскую стынь, при тяжелой утрате или когда тебе грустно, казаться улыбчивым и простым – самое высшее в мире искусство.

Инга владела им виртуозно. Даже Макс ничего не заподозрил.

За ним в аэропорт пришла машина с водителем. Инга попрощалась с Еленой и Кириллом, пообещала созвониться, махнула Людмиле и Глебу – а Макс подошел и сказал:

– Так, мне нужно домой, тебе, полагаю, тоже. Возьми такси, только чек не забудь, бухгалтерия покроет расходы.

– Макс, я не голодаю и могу позволить себе оплатить такси.

– И все-таки возьми чек.

– Хорошо, Максим Эдуардович.

Вернулись к тому, с чего начали. Тьфу ты. Он на глазах превращался в прежнего Макса – замкнутого, сосредоточенного только на одной цели, отстраненного. Эти повадки Инга знала прекрасно, и римское очарование, римская свобода уходили, не оставляя даже следа.

Не человек, а кремень этот Макс Амлинский. Даже Вечный город с ним не справился.

– Хорошо, – сказала Инга, – тогда увидимся послезавтра в офисе.

– Я тебе позвоню, – бросил Макс, мимолетно поцеловал ее в щеку и ушел. Инга посмотрела ему вслед, потом взяла чемодан и покатила его к стойке такси.

Сильные девочки не плачут. Сильные девочки не бегают за мужчинами, а ждут, когда мужчина сам придет и их завоюет. Сильным девочкам все равно, что у него там на душе делается и что происходит в его хитиновой мужской организации.

Как никогда, Инге хотелось минут на пять стать очень, очень слабой девочкой.

Эпилог

Водитель высадил Макса у подъезда, распрощался и уехал. Чемодан, ощутимо потяжелевший, скрипел колесиками и ни в какую не желал ехать нормально: одно из колес разболталось, и остальные по этому поводу устроили незапланированный выходной. Макс подхватил чемодан за ручку и понес так.

Дома было просторно, прохладно и пусто. Макс оставил чемодан стоять в коридоре, прошелся по комнатам, открыл окно; сразу ввалился московский воздух, липкий, пропитанный жарой, асфальтовыми испарениями и легким бензиновым запашком. Макс подумал, окно все-таки закрыл и включил кондиционер; тут же повеяло сухой прохладой. Так-то лучше.

Домработница, конечно, приходила. Она была ответственной женщиной, всегда в курсе расписания Макса, и помнила, что он сегодня прилетает. Полы блестели, в холодильнике имелась еда, которую старый холостяк мог без особой потери достоинства разогреть в микроволновке, и тапочки аккуратно стояли у кровати, и висел на двери ванной толстый махровый халат хирургически-белого цвета. Макс принял душ, переоделся, разобрал чемодан, в одну сторону отложив привезенные сувениры (в первый раз!), в другую – одежду. Это Тамара Ивановна сама разберется, что куда. Она завтра придет, она понятливая. Макс подарит ей совершенно идиотские настольные часы с выложенным силуэтом собора Святого Петра и надписью Roma. Рим, значит. Чертов, проклятый Рим!

Не давал он Максу покоя.