Любой антрополог способен вспомнить несколько «примитивных» народов, которые, как утверждается, никогда не вели войн. В мой собственный список таких народов входят обитатели Андаманских островов, расположенных в восточной части Бенгальского залива, индейцы шошони из Калифорнии и Невады, яхганы из Патагонии, индейцы из испанских миссий в Калифорнии, семаи из Малайзии и недавно обнаруженные на Филиппинах тасадаи. Сам факт существования таких племён позволяет предположить, что организованные межгрупповые убийства, возможно, не были частью культуры наших предков из каменного века. Возможно, так оно и было, однако большинство имеющихся в нашем распоряжении свидетельств больше не подтверждают эту точку зрения. Считаные современные народности, находящиеся на уровне племенной организации, действительно не проявляют интереса к войне и стремятся её избегать, но некоторые из перечисленных выше культур были сформированы людьми, которых заставили бежать в отдалённые районы их более воинственные соседи. Однако большинство охотников-собирателей, известных современным наблюдателям, участвуют в том или ином виде межгрупповых стычек, в ходе которых отряды воинов намеренно пытаются убить друг друга. Антрополог Уильям Дивейл выделил 37 таких групп [Divale 1972].
Сторонники точки зрения, согласно которой война возникла вместе с появлением поселений сельского типа и ростом государства, утверждают, что жизненный уклад сегодняшних охотников-собирателей не даёт подлинной репрезентативной картины того, что представляли собой доисторические народы. Некоторые специалисты даже считают, что любые примеры вооружённых столкновений между охотниками-собирателями свидетельствуют о размывании «первобытного» уклада в результате прямого или косвенного контакта с обществами, вышедшими на государственный уровень. Археологам пока не удалось разрешить это противоречие. Проблема заключается в том, что в войнах дописьменного периода истории людям приходилось пользоваться тем же самым оружием, что и во время охоты, а при исследовании скелетных останков непросто обнаружить признаки смерти от ранений, поразивших жизненно важные органы. Самые древние останки изуродованных и расколотых человеческих черепов относятся ко времени порядка 500 тысяч лет назад или более. Знаменитые черепа синантропа («пекинского человека») были проломлены у основания – возможно, это делалось для того, чтобы добраться до мозга [15]
. Именно так выглядит привычная практика современных каннибалов, многие из которых считают мозги деликатесом. Но как установить, погибли ли в сражении люди, которым принадлежали черепа? В наше время жертвами каннибализма в значительной степени оказываются не враги, а почитаемые ближайшие родственники. Что же касается расколотых черепов, то некоторые современные народы, например, манусы из Новой Гвинеи, бережно хранят черепа близких родственников и используют их в ритуалах. Так что если мы хотим получить первые действительно надёжные археологические свидетельства ведения войн, то нам необходимо обратиться к более поздним временам, когда началось строительство укреплённых деревень и городов. Самым древним из них является Иерихон добиблейского периода, где ещё к 7500 году до н. э. появилась сложная система стен, башен и оборонительных рвов или канав, не оставляющая каких-либо сомнений в том, что война к тому времени уже была важным аспектом повседневной жизни.По моему мнению, война представляет собой очень древнюю практику, однако в ходе сменявших друг друга эпох дописьменной и письменной истории ей были присущи разные характеристики. В период верхнего палеолита масштаб межгруппового насилия, скорее всего, был умеренным в силу отсутствия резко очерченных территориальных границ и частых изменений состава человеческих коллективов в результате браков между родственниками и нередких перемещений людей из одной группы в другую. Как демонстрируют различные этнографические исследования, постоянное ядро типичной группы современных охотников-собирателей меняется не только от сезона к сезону, но даже изо дня в день, поскольку семьи постоянно перемещались между стоянками родственников мужа и жены то в одну, то в другую сторону. Несмотря на то, что люди отождествляют себя с территорией, на которой они родились, они не обязаны её защищать, чтобы добыть себе пропитание. Следовательно, приобретение дополнительной территории в результате разгрома или уничтожения сил неприятеля редко выступает осознанным мотивом для вступления в сражение. Обычно группы начинают схватку из-за накопившихся личных обид между влиятельными людьми. Если лица, имеющие зуб на кого-то другого, способны набрать достаточное количество родственников, сочувствующих их делу или имеющих собственные претензии к представителям группы, избранной в качестве мишени, то из них можно организовать войско.