Каннибалы и короли. Истоки культур

Всех, кто сочтёт это объяснение эволюции культуры слишком детерминистским и слишком механистичным, я призываю допустить возможность, что именно сейчас, в наши дни, мы вновь постепенно проходим через ряд «естественных, благотворных и лишь слегка заметных, лежащих за рамками права» изменений, которые трансформируют социальную жизнь таким образом, что мало кто из ныне живущих людей сознательно пожелает навязать это будущим поколениям. Выход из этой ситуации определённо не может заключаться в отрицании детерминистской составляющей в социальных ^{процессах} – напротив, необходимо вывести этот компонент на свет, для того чтобы он был осознан широкими массами.

Впрочем, всему своё время: к моральным последствиям сюжета, описанного в этой главе, мы ещё вернёмся. Теперь же наша ближайшая задача заключается в том, чтобы проследить дальнейшие последствия возникновения государства в контексте различных региональных моделей интенсификации, истощения и экологических кризисов. Для начала обратимся к трагической истории Мезоамерики.

Глава VIII. Государства Мезоамерики Доколумбова периода

Как утверждают некоторые археологи, экология и репродуктивное давление мало связаны с возникновением государства в Мезоамерике. По их мнению, переход к государственности произошёл сначала у ольмеков и майя, которые жили в низинных болотах и джунглях, где не было ни благоприятных возможностей для занятия интенсивными формами сельского хозяйства, ни препятствий для распространения населения. Эти государства в джунглях якобы возникли под влиянием неких духовных импульсов, свойственных представлениям о мире ольмеков и майя. Веря в то, что дожди, урожаи и непрерывная цепь жизни даруются богами, эти народы испытывали насущную необходимость в строительстве церемониальных центров и в обеспечении крова и пропитания для класса жрецов, не занимавшегося производством продовольствия. А поскольку ольмеки и майя были более религиозны, чем другие догосударственные деревенские народы, они строили более крупные храмы и проявляли необычайно большое уважение и преданность к своим жрецам и оракулам. Соотношение издержек и выгод при этом, как утверждается, не имело значения. Политическая организация ольмеков и майя не испытывала воздействия демографического роста, снижения эффективности, войн, импакции или других подобных грубоматериалистических факторов – напротив, она возникла из добровольного подчинения благонамеренной теократии.

Археологов, выдвигающих подобные объяснения происхождения государств Мезоамерики, похоже, воодушевляет идея, что человеческая вера и изобретательность восторжествовали здесь над неблагоприятными экологическими условиями. Представления, лежащие в основе этого прославления творческих достижений таких культур, как ольмеки и майя, достойны симпатии, однако я полагаю, что куда более насущная задача состоит в понимании ограничений, которые налагают экологические и репродуктивные факторы даже на самые вдохновенные формы человеческой деятельности.

Ольмеки действительно представляют собой загадочный случай. Эта «материнская цивилизация» Нового света, как назвал её мексиканский археолог Мигель Коваррубиас [Covarrubias 1957], населяла влажные низменности и прибрежные равнины на территории нынешних штатов Веракрус и Табаско на побережье Мексиканского залива. Между 1200 и 800 годами до н. э. они возвели ряд основательно рассредоточенных храмовых центров – самых ранних в Новом свете – на вершинах искусственных курганов площадью в два-три акра [0,8–1,2 гектара]. Самый известный из них – Ла-Вента в Табаско – расположен на острове посреди болота. Самое внушительное сооружение Ла-Венты – земляной конус диаметром 420 футов [126 метров] и высотой около 105 футов [32 метра]. По всей прилегающей территории разбросаны монументальные скульптуры: 50-тонные резные каменные плиты (стелы), алтари и огромные круглые человеческие головы, на которых водружено нечто, напоминающее футбольные шлемы.

Хотя церемониальные центры ольмеков представляют собой впечатляющие свидетельства способности вождей, занимающихся перераспределением ресурсов, инициировать проекты с участием множества людей и поддерживать ремесленников, искусных в скульптуре, каменной резьбе и изготовлении нефритовых украшений и керамики, масштаб их начинаний не соответствует тому, что можно было бы ожидать от политии, заслуживающей определение государства. Каждый подобный объект мог быть легко воздвигнут группой численностью не более двух-трёх тысяч человек, причём любое сооружение ольмеков находится слишком далеко от других, чтобы составлять единую взаимосвязанную политическую систему.