К наступлению христианской эпохи монополия левитов на заклание скота получила денежное выражение. Верующие приводили своих животных к храмовым священникам, которые перерезали животным горло за определённую плату за одну голову. Во время праздника Песах паломники преодолевали огромные расстояния до Иерусалимского храма, чтобы зарезать своих агнцев. Знаменитые храмовые менялы, чьи столы опрокинул Иисус, изгнавший торговцев из храма, обеспечивали оплату услуг по жертвоприношению монетами собственной чеканки. От практики жертвоприношения животных иудейские раввины отказались после падения Иерусалима в 70 году н. э., хотя и не полностью, поскольку ортодоксальные иудеи и по сей день настаивают на том, чтобы животных забивали путём перерезания горла под наблюдением специалистов по отправлению религиозных обрядов.
Поскольку распятие Иисуса произошло во время празднования Песаха, его смерть оказалось легко связать с образностью и символизмом как животного, так и человеческого жертвоприношения. Иоанн Креститель называл грядущего мессию Агнцем Божьим. Между тем в таком христианском обряде, как причастие, сохранились опознавательные знаки исходных перераспределительных функций жертвоприношений животных. Иисус преломил пасхальный хлеб и налил пасхальное вино, раздавая их своим ученикам. «Сие есть тело мое» (Мф. 26: 26), – сказал он о хлебе. «Сие есть кровь моя» (Мф. 26: 28), – сказал он о вине. Эти перераспределительные действия повторяются в виде ритуала в римско-католическом таинстве причастия (евхаристии). Священник ест хлеб в виде облатки и пьёт вино, а прихожанам полагается только облатка. Английское слово
Протестанты и католики пролили много крови и истратили немало чернил в связи с вопросом о том, действительно ли вино и облатка «пресуществляются» в телесную субстанцию крови и тела Христовых. Однако богословам и историкам до недавнего времени, как правило, не удавалось увидеть реального эволюционного значения христианской «мессы». Толкуя в аллегорическом духе вкушение пасхального агнца и сводя его субстанцию к бесполезной в питательном отношении облатке, христианство давно сняло с себя ответственность за обеспечение того, чтобы пришедшие на праздник не ушли домой с пустым желудком. Но для того, чтобы это произошло, потребовалось некоторое время. В первые два столетия истории христианства его адепты объединяли свои ресурсы и действительно устраивали общие трапезы – так называемые
Христианство было лишь одной из нескольких религий, сделавших выбор в пользу щедрого посмертного вознаграждения после того, как щедрость при жизни перестала быть привычной или необходимой. Не думаю, что умалю достоинства актов милосердия и доброты, совершённых во имя подобных религий, если отмечу, что для правителей Индии, исламских государств и Римской империи было чрезвычайно удобным решением смиряться перед богами, для которых небо было важнее земли, а прошлая или будущая жизнь –
важнее той, которая у нас есть. По мере того, как имперские системы Старого света становились всё больше, они поглощали и истощали ресурсы в континентальных масштабах. Когда планету заполонили десятки миллионов оборванных потных тружеников, «великие кормильцы» уже не могли действовать с «великодушной щедростью» варварских вождей прежних времён. Под влиянием христианства, буддизма и ислама они превращались в «великих верующих» и строили соборы, мечети и храмы, в которых не подавалось ничего съестного.