Как указывается в сутрах, животных не следует убивать в иных целях, кроме подношений богам и оказания «знаков признательности гостям», а особые обязанности брахманов состоят в том, чтобы «совершать и принимать дары». Эти предписания в точности дублируют нормативные положения о потреблении мяса, характерные для обществ, где пиршества и жертвоприношения животных представляют собой один и тот же комплекс действий. «Гостями», почитать которых требовали правила гостеприимства раннего ведического периода, выступала не горстка друзей, заглянувших на ужин, а целые деревни и районы. Иными словами, в сутрах говорится о том, что брахманы изначально были кастой жрецов, которые руководили ритуальными аспектами перераспределительных пиршеств, устраиваемых «великодушными» арийскими вождями и военачальниками.
После 600 года до н. э. брахманам и их светским владыкам становилось всё труднее удовлетворять массовый спрос на мясо животных. Подобно жрецам и правителям на Ближнем Востоке и в других местах, они больше не могли сохранять большие масштабы забоя животных и щедрых перераспределений без расточительного поедания животных, которые требовались для вспашки и удобрения полей. В результате мясная пища стала привилегией избранной группы, состоявшей из брахманов и других высших каст ариев, тогда как у обычных крестьян, не имевших возможностей изымать животных, принадлежавших других людям, в виде налогов или конфисковать их, не было иного выбора, кроме как сохранять собственную домашнюю скотину для использования в качестве тягловой силы и получения от неё молока и навоза. Иными словами, брахманы постепенно стали частью элиты, имевшей доступ к мясной пище, а их монопольные привилегии на забой животных для перераспределительных пиршеств превратились в монопольную привилегию их поедать. Высшие касты индусов, которые впоследствии стали самыми ярыми сторонниками питания без мяса, продолжали страстно поглощать говядину и другие виды мяса на протяжении ещё долгого времени после того, как простонародье в северной части Индии превратилось в функциональных вегетарианцев.
Моё объяснение этой растущей пропасти между изнеженной аристократией, питавшейся мясом, и обнищавшим крестьянством, которому мяса больше не доставалось, отчасти основано на том, что к середине I тысячелетия до н. э. некоторые новые религии стали бросать вызов легитимности касты брахманов и её священных ритуалов. Наиболее известными из этих реформаторских религий стали буддизм и джайнизм – созданные в VI веке до н. э. харизматичными праведниками, они объявили незаконными кастовые различия, отменили наследственное жречество, сделали бедность необходимым условием духовности и выступали за приобщение к духовной сущности Вселенной через созерцание, а не при помощи жертвоприношений животных. Осуждая насилие, войны и жестокость, а также призывая к сочувствию человеческим страданиям, буддизм и джайнизм предвосхитили ключевые элементы христианства.
С точки зрения буддистов, любая жизнь являлась священной, хотя она могла существовать в высших и низших формах. А для последователей джайнизма всё живое не только было священным, но ещё и имело общую душу, поэтому, по их мнению, высших и низших форм жизни не существовало. Так или иначе, для обеих религий священники, приносящие в жертву животных, были не лучше убийц людей. Буддисты терпимо относились к поеданию мяса животных, если тот, кто это делал, не участвовал в их убийстве. Между тем джайны, осуждая убийство любых животных, настаивали на чисто вегетарианской модели питания. Участники некоторых джайнистских сект даже считали необходимым нанимать специальных людей, которые расчищали перед ними дорогу, чтобы случайно не лишить жизни какого-нибудь единственного муравья.