Каннибалы

Следующий сюжет был про новую большую трещину в Арктике, но Петр уже оказался снаружи. Он видел через стеклянную дверь, как Бобров у стойки ресепшена взял у механика карточку-ключ – на это Петр и рассчитывал: «девочку» облапали чужие руки, Боброву не терпелось ее сразу же вымыть. Петр быстро сменил позицию.

Он увидел, как Бобров сунул карточку, как лазерный луч считал штрих-код. Пискнул сигнал и зажегся зеленый свет.

Ворота автомойки поехали вверх. Бобров быстро вернулся к машине, плюхнулся на водительское сиденье. Въехал в моечный зал. Позади зашумели опускающиеся ворота. Впереди на портале зажглась красная лампочка, зашумел и стал надвигаться на машину разбрызгиватель мыла. Вдруг пассажирская дверь распахнулась. Под челюсть Боброву уперся электрошокер.

– Рыпнешься – поджарю, – предупредил Петр. В тот же миг по капоту, по крыше застучали капли мыла, ветровое стекло, боковые залепило пеной. Стало уютно – как будто в салоне наступил дождливый вечер для двоих.

– Я не пон…

Кожа Боброва залоснилась, покрылась испариной страха. Петру стало противно: «Как баб лупить – ковбой. А тут обосрался сразу». Петр вдавил сильнее:

– Пой, пока слушаю.

– Я же для них самих… – выдавил Бобров.

– Точно, – угрожающе согласился Петр. – Гипс и разбитая морда – это у баб сейчас модно. Помогал ты им, значит. А?

– Да! – взвизгнул Бобров.

Вдруг стало очень тихо: автомойка переходила с фазы на фазу.

– Убивать я их и не собирался!

– Конечно. Ты у нас не дурак. Присесть надолго не хочешь.

– …Пугануть только.

– Точно. Стояк у тебя от этого. Я понял.

– Козел, – выругался Бобров. – Это у тебя на блядей стояк. Чем гаже дырка, тем лучше. Так вот я – не как ты!

Петр уловил в его голосе ноту морального превосходства. Оно было искренним. Тон – торжественным:

– А я их – спас.

Снаружи завертелись, застучали по корпусу щетки. Теперь обоим приходилось говорить громко. Орать.

– Охренеть! Им повезло!

– Да! Представь! Спроси у них! Спроси!

Что-то явно не складывалось. Петр ослабил хватку. Бобров это почуял – слова полились, словно из шланга, который перестали пережимать.

Бобров истекал потом, но кричал – как американский проповедник перед стадионом. А не как крыса, загнанная в угол.

– Лучше я ей! Сломаю руку! Пока ей! Не сломали жизнь! Я ее пугану! Она ссыканет! И спрыгнет с этого всего говнища! Понял? Найдет работу! Нормальную! Детей родит!.. Рука – зарастет! Усек?!

– Типа рыцарь ты?! А?! Санитар, блядь! Леса!

– Я их спасаю! От худшего!

Щетки лупили, молотили – сверху, с обеих сторон.

– А может! Тебе просто! Нравится их бить?!

– Пошел ты! Спроси их! Сам!

– Твоя извращенная!.. Личная жизнь! Это к полиции! – орал, перекрикивая удары щеток, Петр. – Я! Не полиция! Где – Ирина?!

Вдруг шум оборвался. Только тихое жужжание. Система опять перезагружалась.

– Не знаю я, – смахнул электрошокер Степан. – Насрать! Что ты пукалкой этой машешь. Я – не знаю, где эта Ирина. Я ее больше не видел. Не знаю.

Портал опять поехал: теперь его сопла обдували машину теплым воздухом.

Петр недоверчиво откинулся на сиденье. Бобров настаивал:

– Она села. Мы поболтали. Я высадил ее у «Чашки кофе». Как она просила. Больше я ее не видел. Не веришь – твоя проблема. Хоть усрись. Я больше ничего не знаю.

– О чем еще она тебя просила?

Бобров выругался.

– Болтали – о чем?

– Хрена я помню! О чем в машине с незнакомыми болтают? Я даже как звать ее не знал, пока ты не сказал. На фига мне?

– Сука, оживить тебе память? – опять ткнул электрошокером ему в шею Петр.

– Она объяснила, где ее высадить. Стремалась, что опоздала. Типа она ее уже там ждет.

– Подружка?

– Жопа лысая! – огрызнулся Бобров. – Откуда знаю? Сказала: она.

Но дверь уже была нараспашку.

– Козлина… Чтоб тебе, сука, рак на оба легких, – выругался Бобров. Шею саднило.

На портале зажегся зеленый свет. Ворота поехали вверх. Бобров схватился за руль, матерясь, завел мотор.

2

Люда подала кольцо в окошко. Рука Армена пропала, потом вынырнула с деньгами.

Когда Люда взяла купюры, рука Армена без особого напора перехватила ее пальцы, пожала. Люда спокойно вытянула. Армен и ухом не повел. Ритуал был такой же обоим привычный, как плакатик над окошком: «Ломбард золотые зубы не принимает», – среди одинаковых на вид окраинных многоэтажек нравы и заботы были простые.

И от театра далеко – не попадешься на глаза кому-нибудь из коллег.

– Сережки выкупить не хочешь?

Сережки она украла еще на гастролях в Италии.

– Не, – Люда запихала деньги в сумочку, в дальний карман, застегнула молнию.

– Ничего выкупить не хочешь. Вот ты как всегда…

Люда покачала головой, поднырнула под ремень сумки. Где она работает, Армен тоже не знал.

– Плохой он у тебя человек, вот что. Подарки дарит. А не женится. И толком не кормит. Смотри, какая ты худая уже. А я б женился! И кормил. Ты положительная. Работящая. За мамой ухаживаешь. Сына растишь. Мне б лет двадцать убрать, я бы… Эх!

Люда захихикала. У Армена были жена, трое сыновей, тоже в Москве, и четверо или пятеро внуков. Даже если убрать двадцать лет. Он сам это, впрочем, понимал.

– Кольцо выкупать тоже не будешь?.. Смотри. Богатое.