– Так сказал-то он – что?
– Что ничего делать не надо. Многие бросают все процедуры, машут рукой – расслабляются, и тогда оно само.
– Звучит, по крайней мере, понятно… Но мы, конечно, не бросим курс в «Потомках», – тотчас заверил он, понимая, что она этого ждет. – Там, похоже, знают свое дело и берутся основательно.
– Будешь еще рататуй?
– Давай. Лид, а поговори со мной о девичьем?
Та перекладывала ложкой овощи на тарелку.
– Ну? – удивилась жена.
– Мне прям нужен такой, знаешь, разговор девочек-девочек за бутылкой вина.
– Без вина, – строго напомнила Лида, тут же напряглась. – Ты что, днем, когда я не вижу, понемногу выпиваешь?
– Нет, ты что!
«А врач не дурак», – подумал он. Лида была на нервах.
– Ладно. Давай о девичьем.
– Вот тебе двадцать.
– Ох. А можно, тридцать хотя бы?
– А что с двадцатью не так?
– Мерзкий возраст.
– Я думал, всем женщинам хочется быть красивее и моложе – всегда, – признался Петр.
– Сейчас.
Лида вернулась с бутылкой, в другой руке скрещивались хрустальные ножки. Поставила бокалы.
– Я думал, у нас как в Эмиратах. Отрубают голову за каплю алкоголя.
– Оно безалкогольное. Раз уж разговор такой зашел.
Чокнулись, выпили.
– Ну. Мне двадцать, – пригласила к продолжению Лида.
– И вот тебя клеит мужик, которому, извини, уже так прямо шестьдесят.
– Шеф твой опять, что ли, закрутил? Вроде давно по бабам не бегал. Я думала, он прекратил совсем.
– Ну ты что! Такое пожизненно. Как алкоголизм.
– Давно о его романах слышно не было.
– Он с тех пор просто стал лучше заметать следы. Лид, ну не суть. Я сказал «Борис», просто чтобы ты представляла общие вводные. Внешность, деньги и так далее.
– Ну Борис нормальный. Что?.. Не категорически противный, я хочу сказать. Можно и влюбиться. Тем более деньги, знаешь. Можно отрицать сколько угодно, но это украшает.
– Свинья ты, Лида.
– Мне двадцать лет!
– Но он же понимает, что без денег она бы вряд ли на него запала.
– И что?
– Ну я бы сказал: очень даже что.
– Не деньги ведь нужны. Как правило. Если там не совсем уж прямо купи-продай…
– Нет, не похоже.
– Нужен покой. В сущности, что там его дает – крутые бицепсы, крутые мозги или крутые деньги, это как раз не очень важно… Конечно, есть девочки, которым нужны крутые ощущения, но от таких мальчики, по-моему, бегают. Очень даже можно полюбить человека за покой, который он тебе дарит.
– Да, но ведь факт остается фактом: он платит.
– Ну а почему ты думаешь, что ему это не нравится?
– Мне бы не понравилось, наверное.
– Но тебе же нравится, что у меня есть вот это все. Эта квартира, эти шмотки, что понадобились процедуры в «Потомках», их мы тоже можем себе позволить. Спроси себя… Ну вот и он. Он просто рад, что может. Вот и все.
– Не знаю.
– Я тоже не знаю, – призналась Лида. – Нам пока не шестьдесят. Тютчев писал. «На склоне наших дней нежней мы любим и суеверней». Больше не знаю.
– Последняя гастроль типа? Мне-то казалось, наоборот, к шестидесяти уже ничему и никому не удивляешься. Уже все видел. Всех, извини, переебал. Скучно. Ну не то что прям скучно. А лень возиться. Неохота вот это все… Другие интересы.
– Не совсем так, – задумалась Лида. – Знаешь, мне кажется, взрослому человеку сначала просто жалко юного: юность же, в сущности, очень дурацкая. Нелепая. Не дай бог снова двадцать. А потом уж само туда сползло… Ну типа по схеме служебного романа. Сначала и в мыслях не было, а потом оно само.
Петр только вскинул брови, принялся изучать рубиновые огоньки в бокале.
– Ну? Я тебе помогла? Утешила?
– Помогла… А по вкусу – простой виноградный сок.
За разговором бутылку все же прикончили.
Хотя вино было пустышкой – просто сок, разлитый в винную бутылку с винной этикеткой, – заснул Петр, как после перепоя. Свалился камнем на самое дно. Уже в следующий миг тьма была лесной. С просветами вверху.
Он знал, что это за лес. Он бывал здесь уже столько раз.
Лес Женщины Без Головы.
Но всякий раз – как бывает только со снами – знание как-то не мешало неведению. И Петр шагал споро. Хотя и преодолевая физическое изнеможение.
Сапоги от налипшей грязи стали еще тяжелей. Ремень автомата резал плечо. Пальцы ног замерзли – портянки намокли. На лице пот. Голова под шапкой чесалась – в армии на зимнюю форму переходят по календарю, а не по погоде, и осенне-весенний сезон уставом не предусмотрен. Позади, в стороне, впереди хлюпали и чавкали сапогами остальные салаги на А. Вышли на полотно. Блестели рельсы.
Петр пошел по шпалам – шаги получались утомительно короткими, но брести по щебню было тяжелей. Всякий раз он выбирал – идти по шпалам.
Дом путевого обходчика в темноте казался вырезанным из картона. Солдатики остановились. Ни звука. Окна за занавесками наливались оранжевым уютным светом.
– Чего отдыхаем, гвардия?
Петр решительно потопал по крыльцу. Схватился за ручку двери.
Схватился за ручку двери. Схватился за ручку двери. Схватился за ручку двери.
Киса заказала шоколадный венский торт. Чтобы никто не подумал, будто у нее проблемы с весом, едой, диетами. Но поскольку она всегда была на какой-нибудь диете, то просто ломала торт вилкой и мотала куски по тарелке.