Она не дура, Белова эта. Винтики в голове у нее вертятся. Достигла же она карьерных вершин. Заработала же свои деньги. Это называется иначе: «ученый дикарь». Обычное дело среди именитых шахматистов, музыкантов, атлетов. Талантливого ребенка рано помещают под стеклянный колпак будущей профессии. Пока обычные, бездарные сверстники изучают жизнь в ее человеческих проявлениях, вундеркинд лишь оттачивает мастерство. Достигает совершенства эндшпилей, скрипичных пассажей или там фуэте. Но сам не может себе купить билет на метро. И если поставить его рядом с бездарным сверстником, прошедшим школу жизни, покажется с дуба рухнувшим. Потому что ведет себя, как с дуба рухнувший.
Как Белова.
Думаю, о том, какую роль ей отвел Борис, она до сих пор ни ухом, ни рылом.
Думаю, она до сих пор считает, что Борис купил ей квартиру в Брюсовом переулке чисто по любви.
Борис? Ха-ха три раза.
Я думал, здесь любовный треугольник «она – он – его деньги».
Я ошибся. Белова ни при чем. Треугольник здесь другой: «он – деньги – еще больше денег». Борис богатый человек, уважаемый глава большой компании. Но денег много не бывает.
И потом еще такой момент. Борис начал в 90-е, и я еще помню время, когда он многое делал сам. Сам забивал стрелки. Сам стрелял. Ребята родом из 90-х, те, что выжили в бандитских войнах и успешно перелетели из криминальной тьмы на легальный свет, не боятся черной работы. Не боятся засучить рукава.
Андрей отправился в Конго, ему выдали водилу из структуры «Викинга» – недремлющее око. Через водилу было известно куда ездит Андрей, с кем встречается. Что за историю пытается раскопать. Насколько близко Андрей подошел к ручейку кровавых алмазов из Конго в Россию? Надо полагать, близко. Раз Андрея убили и еще двоих вместе с ним. Надо полагать, сделали это не работники ООН. Водилу оставили в живых: он должен был поведать, что на журналистов напали некие «люди, говорившие по-арабски». Просто и надежно. Вот только в Конго тут же выехали журналисты, которые стали основательно ворошить всю эту историю. Выяснили, что Андрея убили «белые». Тогда белым пришлось шлепнуть и водилу: тот мог поведать много лишнего.
Человек 90-х, Борис больше всего на свете дорожит своей новой респектабельностью. Но он думает, как бандит из 90-х, действует как бандит из 90-х.
Смерть Андрея на его совести? Да. Как и на моей.
Знал ли Борис обо всем? Есть его прямая вина? Отдал ли он приказ? Не знаю. Пока что.
Я знаю его давно. И знаю, что он не из тех, кто, извините за высокопарность, на стороне зла. Борис стрелял – но в бандитов, Борис убивал – но спасая других, например меня.
Я ему обязан жизнью, это я помню.
Я должен сначала сам с ним обо всем поговорить. Сначала задать свои вопросы. Сначала посмотреть ему в глаза.
Тогда решу, что делать. Со всем этим. С Борисом.
Во мне клокотало желание разорить всю его лавочку. Но я еще оставлял возможность, что все это просто ряд гребаных случайностей. Я цеплялся за эту надежду. Я цеплялся за собственную лояльность. Мне хотелось, чтобы мир оставался простым и понятным: Борис на светлой стороне, я с ним. Я хотел удержать эту простоту и ясность. Но чувствовал, что уже бегут трещины, уже брызжут осколки.
Ирина мертва. Андрей мертв.
Барыга в костюме – мертв.
Я должен поговорить с Борисом. Я попросту ему это должен.
Двери закулисного лифта раскрылись. На миг я подумал, что на меня сейчас выскочит та женщина. На этот раз с ножом.
Но из лифта вышел Борис. С бутылкой минералки.
Я знаю его давно. Человек, который выжил в 90-е, Борис мастерски умеет делать морду кирпичом. Так называемое «лицо игрока в покер». Не стереотипное – тупое и холодное, а живое, умное и спокойное. Оно и сейчас у него было таким. Но как я уже сказал, я Бориса слишком давно знаю. Я умею читать то, что написано за этим располагающим, даже приятным лицом-фасадом.
Сейчас там было написано: облом. Нет, не так. ОБЛОМ. Большими тяжелыми буквами, как в советское время писали СЛАВА ПАРТИИ, да еще с неоновой подсветкой. Обломало Бориса очень сильно и совсем недавно.
Я даже догадываюсь, что именно. В пакетике Беловой не нашлось камушков? Упс.
Борис засмеялся:
– Господи. Ты что? Меня, что ли, испугался?
Видимо, я в искусстве делать морду кирпичом совершенства еще не достиг. Пока что.
– И тебе – здравствуй, – ответил я. – Заседание Попечительского совета?
– В смысле?
– Зачем в театр-то среди бела дня приехал?
– Новый балет к премьере прокатывают на сцене. Заглянул посмотреть, как идут дела, поздравил артистов.
И вот тогда я увидел на его лице это выражение. Такое же, как тогда в больнице. Если бы я тогда не был с ними в больнице, я бы не догадался, что Борис так умеет: когда он навешивал Вере лапшу про якобы машину якобы расстрелянную, – врал легко, как дышал. Сейчас Борис тоже врал.
Я опустил телефон.